Дикое сердце

Радость гудит в Илько́.

Ноги веселы.

С Фенькой шаг в шаг. Тук-тук.

Внизу море – в реве, в фырке.

Молнья рвет ночь.

Ветер рвет грудь.

Кровь мчит в Илько, мчит кровь.

– Где ж? – спросила Фенька.

– Сюда. Живо.

Торопится тропа.

Галькой закипела тропа.

Собака гагавкнула.

Мигнул огонек.

Дымком пахнуло.

Пинком в калитку. Под ноги – из темноты – подкатился гремучий пес: грр-ррр-гау-гау-га.

С козла через порог:

– Здорово, дядя Степан. Хлеб да соль.

– Милости просим.

Блюдо, рыбьи кости, ложка в сторону отодвинуты. На столе – вытертая веслом лапа Степанова, с лапоть лапа.

– Садитесь, – пригласил он, – стоя только ругаются.

Оба:

– Плыть надо. Перебрось нас в плавни, на Тамань.

– Помни уговор, Степан.

Огонь качнулся

Степан качнулся

ветер раскачивает хату,

дует в пазы: по стенам сети переливаются. Скула у Степана сизая, литая, а глаз с рябью, зыбкие глаза, как сети.

– Чамра…

– Не поплывешь? – усмехнулся Илько, и губы его дернулись.

– Нет.

Тугая минута молчания.

– Дай ялик нам, – положила Фенька руку на плечо рыбака. – Ялик и паруса.

– Ялик? – нехотя переспросил Степан. – На моем ялике далеко не уплывете: корыто, по тихой воде на нем боязно.

Ветер толкает хату. Позвякивают стекла. Под самыми окнами гремит и хлещет разъяренное море, вспененная волна подкатывается к самому порогу хаты.

Дробен, смутен Степан, задавлен был думкой… Слова вязал в тугие узлы:

– Чамра, товарищи. Переждать ночь. Коли поутихнет к утру – переброшу вас в плавни.

– Ты, дядя, канитель не разводи, – уже сердясь и супя бровь, сказала Фенька. – Время не ждет, до рассвета нам надо быть на том берегу.

Широко вздохнул рыбак:

– Где ж ваш товар?

– Вот товар.

Степан посунул ногой ящики.

– Легковато, упору нет.

– Долго будем с тобой рядиться? – ударила Фенька жаркими глазами. – Дашь лодку или нет?

– Не бойся, лодку вернем, – подсказал Илько.

– Я не боюсь. Кого мне в своей хате бояться? – Рыбак крякнул и наотмашь сшиб со стола котенка, вылавливавшего из блюда недоеденную рыбу. Сорвал с гвоздя шапку. – Пойдемте.

Старший сын Степана с красными отступил. Меньшака Деникин мобилизовал. Не за что Степану любить ни тех, ни этих. Однако комитета подпольного побаивался. Комитетчики все крюшники да рыбаки своего курмыша, в случае чего житья не дадут.

В дверь

в ночь

круте́нь-верте́нь.

Буря топила море, как азартная девка в смоляных потоках кос своих топит любовника.

Рыбак отговаривал:

– Зря.

– Ставь мачту. – Фенька накатывала в лодку камней для упора. Лодка металась на якоре, гремела цепью. Лодка металась под ногами. Волна вышибала лодку из-под ног.

– К берегу не жмись, – напутствовал Степан. – Забирай на полдень круче, круче. У маяка, на перевале, в бортовую качку не ложись, боже сохрани… Царапай в лоб, в лоб… К берегу не жмись… Ну, с богом. Вира помалу…

– Вира.

Илько ударил веслом, и, подхваченный волною, ялик оторвался от берега.

Взвился парус.

В темноте утонул берег, хаты огонек утонул, утонул Крым, пропал и Степан, сгинул и его предостерегающий окрик…

В вольном разбеге раскачивался ялик, дрожал и стонал ялик под ударами волн, топтал ялик кольчатую волну.

Чамра со свистом метала арканы пенистых гребней.

Буй сердце вертел.

Парус был налит пылающим ветром.

Море билось, словно рыбина в сетке.

Железная рука Илько захрясла на руле. В темноте поблескивали его горячие, цыганские глаза. Фенька кожаной кепкой – черпак упустила – отплескивала воду.

Оба на корме, нос высок, весела мчаль.

– Плывем?

– Плывем.

– Камни за борт.

– Есть камни за борт… Перехвати фал, занемела рука.

На перевале брали килевую качку. Волна крыла подветренный борт. Далеко в стороне мигал огонь маяка.

Забрезжил рассвет. В тумане – берег таманский, чайки, хриплый надорванный крик заблудившегося сторожевого катера.

– Лево руля.

В жарком разбеге кувыркалось взбаламученное зеленое море.

Бу-ря-ру-била-удалых.

Кони – легкие, как снежная пурга, – уносили троих.

Звонки горные тропы.

Под ветром бежали кусты, прихрамывая.

Копыто искры высекало. Глаз легче птицы голодной. Глаз хватал и тряс каждый куст. Ухо на взводе.

Стороной миновали Уланову будку, последний пост стражи кордонной. Дальше – свои земли. Попридержали коней на шаг.