Глава I. О пользе горизонтального положения в эпоху упадка.
Я вообще не люблю вставать. Раньше не любил вставать рано. Потом – поздно. Теперь я мудр: лучше не вставать вовсе. Мир как-нибудь справится без меня.
В тот майский день, когда реальность ещё держалась на вере в светлое будущее, а телевизор служил окном в мир, а не порталом в ад, в городе V зазвонил телефон. Он трезвонил настойчиво, нагло выдёргивая меня из сладостной неги сна.
Или это казалось так после бессонной ночи?
– Сейчас… Аллё… – нащупал я пульт от телека, как археолог древний артефакт. Была, знаете ли, такая традиция – впитывать ужас вместо завтрака.
Экран мигнул, словно подмигивая. Вместо стандартной порции новостей, рекламы и адреналина – на экране появился он.
Брюнет в чёрном костюме. Пристальный взгляд. Смотрит не в камеру – а сквозь неё.
В меня.
– Алекс, – голос звучал недовольно, будто его владельца заставили ждать у чёрта на куличках. – Ты опять не берёшь трубку. Тебя предупреждали. Предупреждали же. Животное.
Животное – это только первая фаза.
Он наклонился к экрану, будто собирался вылезти наружу.
– Подними трубку.
Изображение дёрнулось, поплыло. Я тупо уставился на пульт в руке.
– Беру, – пообещал брюнету и наконец взял трубку.
– Аллё? – спросил тишину.
– Встречаемся в четыре, – ответили с той стороны.
Телефон, мерзавец, всегда знает, как испортить утро.
– Сам – животное… – пробормотал я, с трудом разжимая веки. – Наши люди в это время спят, а пробуждаются лишь после заката.
В дни минувшие, когда буйные обитали в палатах, а не в парламентах, и мир ещё не вошёл в штопор, из ящика лились ядерный пепел и стабильность. В такие моменты я начинал сомневаться, что жизнь прекрасна и удивительна.
Я застрял, как сорванный лист в паутине мироздания, и пялился в стену. Там не было ничего. И это успокаивало.
На экране, тем временем, мельтешил костюм. В нём – брюнет.
Не тот.
Другой.
Он излучал столько харизмы, что мог бы заряжать от неё телефоны. Его лицо внушало доверие, как вывеска Сбербанка, а глаза обещали бессмертие – ну, хотя бы на следующие сто лет. Он возрождал веру в светлое будущее, лил бальзам на израненные инфляцией сердца и исцелял души на расстоянии. С такими талантами – да в Думу, но кто ж его пустит? Приходилось собирать пятаки с другого дерева, на котором растут рейтинги.
– Всем известно, что прошлого уже нет, а будущее ещё не наступило, – ванговал он. – Но память на уровне клеток, – ведущий глубокомысленно поднял палец, словно хотел проткнуть небо. На миг его голос стал чужим, будто память говорила сама, без посредников. – Убеждает – что ни днём единым…
Тут он загрустил на полуслове – задор исчез, и дар убеждения испарился. Харизма иссякла, он завис на миг, а после – и пропал вовсе.
Трудно вещать, когда тебя вырубили. Коуч без микрофона – как шаман без бубна.
Даже Патриарх, если его обесточить на словах «Братья мои», становится просто бородатым дядей в странной шапке.
А истории про клеточную память – оставим публике легкомысленной, способной верить британским учёным на слово, а не лбам своим, многоопытным, оставившим следы не на одной бетонной стене.
Увольте.
В такой юношеской уверенности счастливо пребывал и наш герой.
Пока…
Глава II. День 404.
В один из тех майских дней, когда жители северного королевства ликуют, словно им списали долги, по шумным улицам города V торопился молодой человек. Звали его Алекс, и он спешил, как участник забега с призом в миллион.
Солнце слепило глаза. Обезумевшие стрелки часов скакали, как акции на бирже, а впереди – заторы, толпы и две сплошные. На циферблате было уже почти четыре, а такси всё ещё ползло в пробках, как атеист – на исповедь.
С помощью чёрта, шайтана и знакомого гаишника Алекс всё-таки добрался до храма паломничества – ТРЦ «Молодёжный».
Снаружи – плещутся народные гуляния: гармошки, флаги и прочая демократия.
Внутри – священный алтарь потребления: модели на стенах вместо икон, бренды в роли причастия и ангелы-маркетологи с флаерами.
Хоть до лета оставался почти месяц, но молодая поросль уже уверенно распускалась по городу, как реклама на фасадах – рано, ярко и без стеснения.