Древо Мира стонало. Элтанин слышал его душераздирающие вопли. Он ощущал их не столько на слух, сколько своей плотью, и от этого ему становилось невыносимо. Ведь до сих пор он все еще оставался созданием Драконии и одним из Стражей Древа Мира, и ничто на свете не могло бы заставить его забыть о своем происхождении, даже прошедшая долгая ночь, когда он вместе с вивернами сражался против себе подобных, против драконов.
Он бился всю ночь и весь следующий день. Они сошлись в битве на углу одной из улиц, пожары уничтожали дома и трупы, и он не щадил своих сил. Он запускал свои когти в плоть своих собратьев, подавляя в себе чувство жалости, и вел за собой виверн против своих же старых друзей. Но, как бы храбро они ни сражались, не обращая внимания на страшные раны, с ожесточением бросаясь на неприятеля, вивернам не удалось одержать верх. На закате дня стало очевидно, что эта схватка не закончится в их пользу. Они нанесли врагу ужасные потери, но город все еще оставался в крепких лапах драконов. Именно тогда Элтанин рассказал Нидхогру, как им следует перейти в решительное наступление.
– Древо Мира находится на открытой местности, в некоем подобии храма, – сказал он своему повелителю. – Кроме Хранителей, которые в любом случае будут обязаны сражаться за него, есть еще и особый защитный барьер. Его можно преодолеть, только если намазаться соком Древа. Но он невероятно жгучий.
Сок Древа Мира… И он добыл его для Нидхогра.
Повелитель виверн свирепо ухмыльнулся.
– Я с радостью вынесу эту боль.
И вот он сделал это. Нидхогр добрался до Древа Мира и теперь разрушает его.
Элтанин обернулся и побежал по песку, подчиняясь своему изначальному инстинкту, ведь долгие годы он был его хранителем. А там уже Нидхогр со своей дымящейся от сока чешуей. Клыками он разрывает землю и достает оттуда корни Древа Мира, раздирая их на части и уничтожая. Сверкающий драгоценный сок растекается по земле, как кровь, а в это время Древо, в предсмертных судорогах умирающего существа, издает страшные стоны.
Элтанин, ощутив весь ужас происходящего, почувствовал, как задрожало его сердце и как его лапы рванулись броситься вперед и спасти то, что еще осталось от Древа. Листва на верхушке кроны стала высыхать, окрашиваясь в болезненно желтый цвет, и падать на землю. Но дракон сдержался.
«Именно этого ты желал, и таков оказался твой выбор. Ты знал, что это должно было произойти. Ты выбрал виверн, потому что поверил в них, а они поверили в тебя. Все это стало частью общего плана».
Но вскоре появились драконы-Хранители. Израненные, с оружием, обагренным черной кровью виверн и красной – их собственной кровью. В глазах Тубана и Растабана застыл ужас.
Нидхогр усмехался. С его клыков стекал живительный сок Древа Мира. Он взревел, вскинув голову к небу, и это был рев победителя.
– Ну что вы сделаете на этот раз, а? Что вы сделаете теперь, когда Древо Мира уже мертво? Виверны снова будут править Землей: это всего лишь вопрос времени. Эре драконов пришел конец!
Раскрыв свои огромные черные крылья, он взмыл ввысь при помощи одного мощного взмаха.
– Мы уходим, – торжествующе выкрикнул он. – Но мы вернемся, – повторил он затем, бросив взгляд на землю. – Мы вернемся, и нас будет уже десятки тысяч. И тогда от Драконии останется только смутное воспоминание.
Нидхогр улетел прочь, и вслед за ним потянулась вся стая виверн. Элтанин последовал за ними. Все еще не придя в себя от увиденного, он никак не мог поверить в то, что свершилось невероятное. Древо Мира мертво. Дракон бросил свой последний взгляд туда, где оно медленно истекало соком. Его листья один за другим падали на землю, а кора становилась сухой и безжизненной. А еще он увидел ее. Охваченная отчаянием, она опустилась рядом с Хранителями на колени на траву, пропитанную древесным соком.
Должно быть, он почувствовал ее взгляд, потому что она повернула голову и пристально посмотрела на него. В этом взгляде Элтанин не заметил ни ненависти, ни упрека. Только боль и мольба. И в одно мгновение ему показалось, что он все понял: он увидел пропасть, в которую сползал, всю мерзость, в которой оказался замешанным, и овладевшее им за прошедшие месяцы безумие, опьянявшее его кровью и властью. Но более всего его сразила мысль, что он прочел в этом взгляде: «Все, что бы ты ни сделал, может быть прощено, потому что ты есть и навсегда останешься одним из нас».