– Ну что, охото вам меня послушать? Ну, тогда присаживайтесь поудобней, вот тут рядышком со мной…Расскажу я вам про деревню свою…Деревня та у нас непростая, говорят, что заговоренная. Да так, что в годы войны нас ни один фашист найти не мог! Это всё не просто так…
Давненько у нас тут и ворожеи всякие водились и водянихи, и лисовики и прочие. Да бывали и такие, что аж страшно из избы было выходить. Правила нужно было особые соблюдать, чтобы не попасться им. А если и помощь нужна была, так надо было и договориться с ними уметь тоже…Это раньше всё было, сейчас не так. Сейчас потише стало. Ох, ну что ж, поведаю, что знаю, о селе моём.
Мόлодец и неведимка
Давненько это было. Молодежь была другая, совсем другая…Часто любили они собираться вместе: песни пели, плясали, да молодые парни за девушками ухлестывали. Весело было. И частенько молодые парни эти спорили между собой: на слабо брали.
Порой дело касалось дел сердечных, кто какую девку заполучить сможет, но иногда и нет. Верили тогда, что в банях наших в определенное время можно кого-нибудь да встретить, кого-нибудь не из нашего мира. Многие боялись и не ходили ночью в баньку, мало ли. Ну коль ты не из трусливых и готов доказать это, то милости просим.
Был один у нас такой парнишка, Колькой его звали. Ох и красавец он был. Стройный, крепкий. Поговаривали, что мог одной рукой бревно тяжелющее притащить. И всегда про себя говорил, что смелее него нет у нас в селе.
В общем, поспорили с ним друзья, что не сможет он в полночь в баньку зайти. Ну Колька и посмеялся над ними, мол ерунду какую-то попросили. Уж думал, что посложнее что-то будет.
Ну вот пошел он в ту же ночь. Время было как раз полночь. А поговаривали, что всякая нечисть ух как страсть любит это времячко. И чтобы уберечь себя от нее, надо бы перекреститься перед тем, как зайти в нежилое помещение. Но друзья Колькины сказали ему не делать так, чтобы смог доказать свою храбрость.
Колька этот прямо как богатырь пошел. Плечи распрямил, грудь выпятил, аж любо было смотреть на него. Вот подходит он к баньке, а друзья его сердешные недалеко от него расположились, чтобы приглядеть за ним. Колька оглянулся на них, махнул весело рукой и зашел внутрь.
А внутри тьма тмущая. Ударил себя по лбу Колька ладонью за то, что забыл лучину взять, да плюнул на это. Кое-как нащупал он недалеко от себя скамью и присел на нее.
Тишина стояла гробовая, тьма обволокла его с головы до пят. Хотя луна святила на небе и окна в баньке были, но все равно свет даже тончайший почему-то не проникал.
Вдруг холодом повеяло…Задышал Колька часто, руки стал потирать, чтобы разогреть, да не помогало ничего. Уж думал, что надо бы уходить, уже достаточно посидел он тут, как вдруг кто-то за руку его и схватил. Парень наш аж встрепянулся и от неожиданности хотел было встать со скамьи, но словно прирос он к ней, а руку его кто-то еще сильнее сжал, да так сильно, что он невольно поморщился, но голоса не подал.
– Кто тут? – только и успел проговорить было он.
В ответ тишина ему была. Кто-то явно был, но увидеть или услышать Колька не мог.
– Да кто это? Кто ты аль что ты? – сказал снова он, как почувствовал, что голос его охрип и начал силу терять.
Много ли времени прошло или мало, но Колька наш уже и не понимал. Он оцепенел и не мог пошевелиться, только глазами моргал в надежде морок прогнать. Как вдруг он услышал голос…
– Я. Возьми меня в жёны, Коленька.
И все поплыло вдруг. Мир потух окончательно, и уже не чуствовал Колька ничего, ни боли от того, что кто-то руку ему держал, ни страха, просто ничего.
Наступило утро. Петухи пропели свою песню, а молодежь, Колькины друзья, пошли смотреть, что с ним там стало. Нашли они его, лежащего рядом с баней без сознания. Разбудили его, кое-как растолкали, а у него и не говориться, совсем без сил был. Повели его домой, еле дотащили. Колька пролежал там на кровати своей до вечера, чем перепугал мать. Но позже он смог набраться сил и встать.
–Колюша, куда же ты, родненький? – вопрошала мать его.
А Колька и не слышал ее словно, прошел мимо и вышел во двор. Не помнил он себя, куда идет и зачем. Опомнился только уже рядом с той самой банькой. Ночь уже была снова на улице. Колька и в этот раз не стал креститься, а вошел как заколдованный туда.