Цветок магнолии

Винсент Истон стоял на вокзале Виктория под часами и ждал. То и дело он поднимал голову и взглядывал на стрелки.

– Сколько раз здесь мужчина ждал женщину, которая так и не пришла?

Его пронзила вдруг острая боль. Что, если Тео действительно не придет, что, если она передумала? Женщины часто меняют решение. Уверен ли он в ней, был ли он вообще в ней уверен? Что он о ней знает? Она с самого начала казалась ему загадкой. В ней словно было две женщины: одна – звонкая, обаятельная, жена Ричарда Даррелла, и другая – тихая, загадочная, та, с которой он гулял в саду в Хеймер-Клоз. Эта была похожа на цветок магнолии – в голову Винсенту пришло только такое сравнение; может быть, оттого, что именно под магнолией он ощутил ее первый восхитительный, незабываемый поцелуй. Магнолия цвела, воздух был полон сладким ароматом, и два благоуханных, бархатных лепестка медленно слетели вниз и коснулись ее запрокинутого лица, такого же светлого, нежного и безмолвного, как лепестки. Цветок магнолии – удивительный, загадочный и благоуханный.

Это случилось две недели назад, через два дня после того, как он впервые ее увидел. А теперь он стоял и ждал, чтобы она пришла навсегда. Снова он ощутил укол сомнения. Она не придет. Как он мог на это надеяться? Ей пришлось бы потерять слишком многое. Прекрасная миссис Даррелл не может себе позволить взять и сбежать от мужа. Разразился бы страшный скандал, какой не забылся бы никогда. Есть куда более простые и более приемлемые способы добиться того же самого, например, спокойно развестись.

Но тогда они не подумали о разводе, во всяком случае, он не подумал. Интересно, пришла ли эта мысль в голову ей? Он и понятия не имел, о чем она думает. Тогда он робко попросил ее уехать с ним, очень робко – в конце концов, кто он такой? Никто, просто выращиватель апельсинов, каких в Трансильвании тысячи. Что за жизнь он может предложить ей, ей, привыкшей блистать в Лондоне! Но ему захотелось этого так отчаянно, что он все же решился.

Она согласилась спокойно, без колебаний, без возражений, будто он предлагал ей сделать самую простую на свете вещь.

– Завтра? – сказал он, потрясенный, едва веря ушам.

И она пообещала уехать с ним завтра тем тихим надтреснутым голосом, какого он ни разу не слышал на светских приемах, где она выговаривала слова всегда очень звонко и весело. Увидев ее впервые, он сравнил ее с бриллиантом, вспыхивавшим огнем, отраженным сотнями граней. Но после их первого поцелуя и первого объятия она удивительно переменилась, обретя жемчужную нежность, нежность светлого, кремового лепестка.

Пообещала. А теперь он стоял и ждал, чтобы она исполнила то, что пообещала.

Винсент снова взглянул на часы. Если сейчас она не появится, то они опоздают на поезд.

Его охватило отчаяние. Она не придет! Конечно, не придет. Какой же он дурак, что поверил! Что такое обещание? Он вернется в гостиницу и найдет там письмо с объяснениями, с возмущениями и со всеми теми словами, которые говорят все женщины, когда ищут себе оправдание.

Он почувствовал гнев, гнев и горечь разочарования.

И тут он увидел, что она идет по платформе, и на губах у нее улыбка. Она шла спокойно, не торопясь, как человек, у которого впереди целая вечность. Она была в черном, мягко облегающем фигуру платье, в маленькой черной шляпке, которая так удивительно шла к ее бледному, нежному лицу.

Он невольно схватил ее за руку, глупо забормотал:

– Значит, ты все же пришла, все же пришла.

– Конечно.

Как спокойно прозвучал ее голос! Как спокойно!

– Я подумал, ты не придешь, – сказал он, тяжело дыша и отпуская ее руку.

Глаза ее широко открылись – большие прекрасные глаза. В них было удивление, удивление ребенка.

– Почему?

Он ничего не ответил. Он поискал глазами и подозвал проходившего мимо носильщика. Оставалось очень мало времени. Он засуетился, захлопотал. Потом они сели в свое купе, и мимо поплыли серые здания южных окраин.

Перед ним напротив сидела Теодора Даррелл. Она принадлежала ему. Теперь он понял, до какой степени не верил в это, не верил до самой последней минуты. Не смел. В ней было нечто ускользающее, волшебное, и это его пугало. Быть не могло, чтобы такая женщина стала вдруг принадлежать ему.