На августовском совещании учителей в Райцентре1, проходившем в актовом зале только что отремонтированного здания Дома культуры, в последнем ряду новых кресел сидели рядом две дамы и тихо разговаривали друг с другом.
Одна была улыбчивая молодая блондинка пышных форм с мягким взглядом серых глаз, густыми распущенными волосами, красиво выписанными чёрными бровями и подкрашенными ресницами. Она была одета в очень идущий к её золотистым волосам ярко-красный дорогой костюм и белую блузку.
Её соседка, напротив, была брюнетка. Ей можно было дать лет пятьдесят, но скорее всего, она была моложе. Радости жизни на её лице не было ни чёрточки, а бледность, впалые щёки, беспокойные тёмно-карие глаза, худоба и выбивавшиеся на верхней губе чёрные волоски свидетельствовали о слабом здоровье и недостатке средств поддерживать внешность на приличном учительскому званию уровне.
На ней были диссонировавшие друг с другом тёмно-синяя кофточка, зелёная блузка и чёрная юбка. Если внимательно приглядеться, юбку с некоторых пор дегустировала моль, а кофточка и блузка использовались не только в торжественных случаях.
– Вы первый раз на августовском совещании? – спросила брюнетка полушёпотом. – Я вас раньше не видела.
– Я только в этом году окончила институт. Буду работать в Светлозёрской СОШ2 преподавателем математики.
– Ой! Не завидую вам! Там давно нет математички. Прикиньте: последняя – Ульяна Захаровна – работала чуть не до семидесяти лет, и еле вырвалась на пенсию. После неё целый год не могли никого залучить! В прошлом году туда ездил учитель из Красновки. В школе осталось шестьдесят учащихся. Село разбегается, работы нет, совхоз обанкротился – два года не сеяли! Зачем вы согласились?
– Я оттуда родом. Там живут мои родители.
– Ну если только так.
– Но я не думаю там долго задерживаться! – поспешно сказала блондинка. – Я ведь по направлению, за мою учёбу заплатило государство. Можно, конечно, наплевать, но не хочется начинать трудовую деятельность с нечестного поступка.
– Здесь все нечестные, – сказала, наклоняясь к её уху, брюнетка, – вашу нечестность никто не заметит. Вы замужем?
– Нет ещё!
– Тогда вам легче. А у меня больной муж и трое детей – все девочки. Кручусь, как белка, бьюсь, как рыба. А выхода нет. Начальство продажное – всё себе! Хапает, чем может! Ненасытное! И народ здесь нехороший. Тяжёлый, завистливый, недоброжелательный. Даже учителя друг друга закладывают: скажешь про кого-нибудь худое слово – завтра все знают. А чтобы выручить, в долг дать до получки – никогда!
– А родственников, чтобы помочь, нету?
– В том-то и дело! Родители умерли, а я у них была одна. Есть, правда дядя Валера, – брат матери. Но он живёт далеко и давно работает за границей – строит атомные электростанции. Не со мной же ему родниться!
– Он-то наверняка много зарабатывает! Мог бы поделиться!
– Куда там! Прикинь, у него трое взрослых детей: каждому надо квартиру, и не абы какую, да дачу, да машину! Кому он будет помогать: мне или своим детям?
– Да, сочувствую! – сказала блондинка.
– Только огород и спасает: картошка, капуста, тыква. У моих девчонок эта тыква уже из ушей лезет – всю зиму им кашу варила.
Помолчали. На сцене за столом президиума немолодая женщина, невысокого роста, полная, с короткими ручками и ярко накрашенными губами рассказывала о задачах школы, директором которой была:
– Но главным для нас учителей, я бы сказала, залогом успеха в выполнении требований правительства по подготовке успешных членов общества, остаётся любовь к нашим ученикам. Мы всегда помним слова великого русского писателя Льва Николаевича Толстого, что хорошему учителю достаточно иметь только два качества – большие знания и большое сердце. И большинство наших учителей этими качествами обладает.
– Брешет как дышит! – опять зашептала на ухо своей собеседнице брюнетка. – Это наша директриса Вера Константиновна – ужасная словоблудка! Послушала бы ты, как она орёт на детей: баран, идиот, тупорылое животное – это ещё самые приличные слова из её лексикона! Большое сердце у неё! Слушать противно! Как начала словоблудить в комсомольской юности, так до сих пор не может остановиться!