Бои на фронте искусства. Екатеринбургские свободные художественные мастерские. 1919–1923

Мы старались найти всех правообладателей и получить разрешение на использование их материалов. Мы будем благодарны тем, кто сообщит нам о необходимости внести исправления в последующие издания этой книги.

На обложке: Петр Соколов. Беспредметная композиция. 1920. Екатеринбургский музей изобразительных искусств

* * *

Приказ по армии искусства. Вместо предисловия

Прочь с дороги, палачи искусства! Подагрики, вам место на кладбище. Прочь все те, кто загонял искусство в подвалы. Дорогу новым силам! Мы, новаторы, призваны жизнью в настоящий момент отворить темницы и выпустить заключенных.
Ал. Ган, А. Моргунов, К. Малевич. Задачи искусства и роль душителей искусства. 1918[1]

Утверждают, что с легкой руки Александра Бенуа, использовавшего в полемическом задоре слово «авангард», термин, ранее связанный с военным ремеслом, вошел в отечественную художественную жизнь[2]. Если это так, то невозможно не удивиться, насколько точно знаменитый деятель Серебряного века обозначил зарождающееся явление, мастера которого ошеломили обывателей лозунгом: «Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов»[3]. Предназначение передового отряда (фр. avant-garde) для разведки боем, его готовность вызвать удар на себя, а при первой же возможности стремительным натиском опрокинуть превосходящие силы противника как нельзя лучше соотносится с сущностью русского художественного авангарда. И пусть изначально грозные заявления поклонников Сезанна и лубочных картинок не воспринимались всерьез – критики уверяли, что они лишь «чудят и дурачатся»[4], – в словесных баталиях на скандальных выставках и гастрольных диспутах оттачивались различные стратегии и тактические приемы, приходило понимание, насколько важно продемонстрировать зрителям, вместе с «образцами нового искусства», умение держать удар и стремительно парировать выпады недоброжелателей, приводя их ряды в смятение и расстройство: «Стоять на глыбе слова „мы“ среди моря свиста и негодования!»[5]

Сплоченность единомышленников вселяла веру в победу, но в то же время любой новатор оберегал свою независимость и самодостаточность. Вместо единого фронта против «здравого смысла» и «хорошего вкуса» сражения вели разнородные группировки, вооруженные оригинальными теоретическими концепциями, и каждая претендовала на роль ведущей силы в борьбе за преображение мира. Неопримитивизм, лучизм, абстрактный экспрессионизм, футуризм, супрематизм предлагали свои арсеналы художественных средств, но, как отмечал искусствовед Валерий Турчин: «Авангард претендовал всегда на „универсальную переделку сознания людей“; будучи парадоксальным, он не производит готовых формул и не дает определенных знаний, его задача в ином: спровоцировать поиск, создать новый опыт, подготовить их к самым невероятным стрессовым ситуациям и мировым катаклизмам»[6].

С начала ХХ столетия Россия испытывала серьезные потрясения как на внешнеполитической арене, так и во внутренних делах: неудачная русско-японская война, первая русская революция 1905 г., затяжная мировая война и падение монархии в феврале 1917-го. Мастера авангарда не были сторонними наблюдателями: свой неугомонный нрав и бойцовский характер они проявляли как в общественной жизни, так и на фронтах Первой мировой. Военный опыт обрели Михаил Ларионов, Владимир и Николай Бурлюки, Кирилл Зданевич, Михаил Ле-Дантю, Василий Рождественский, Николай Суетин, Павел Филонов, Василий Чекрыгин. Будущий основатель унизма Владислав Стржеминский прославился как герой «Атаки мертвецов». Действительный статский советник Николай Кульбин служил врачом в Главном штабе Русской императорской армии. Далеко не все из них разделяли позицию основоположника итальянского футуризма Маринетти, заявившего: «Мы будем восхвалять войну – единственную гигиену мира…»[7] (1909), но европейская бойня действительно сделала художников левых направлений внутренне устойчивыми к «невероятным стрессовым ситуациям и мировым катаклизмам»[8].

События октября 1917 г. предоставили им возможность включиться в процесс «универсальной переделки сознания людей». Революционная эпоха требовала от творцов в первую очередь неистовой энергии и веры в свои силы. Недаром Луначарский, вспоминая о стремительных преобразованиях в сфере культуры, замечал: «Даже относительно левые художники в то время оробели бы перед необходимостью борьбы с чуть ли не вековыми устоями художественной жизни. Тут нужно было много пыла, много веры и, пожалуй, юношеского задора»

Следующая страница