Я о себе – по снегу мелом:
Однообразен и пушист…
Но иногда, пусть неумело,
Берусь за муторное дело –
Археологию души.
Вот, щёткой памяти сметая
Налёт с мальчишеской любви,
Вдруг обнаружу, задыхаясь:
Та девочка была… святая…
Хоть и невзрачная на вид.
Корплю над счастья черепками –
Несовместимы черепки:
То упираются боками,
То крошится до пыли камень –
До пыли, но не до муки…
Копаю дружбу, толщу раня -
За мезолитом неолит:
Слой самый-самый чистый – ранний,
Чем глубже, тем она сохранней,
И даже мёртвая – болит.
А ближе – глина, перегнои
Культурно-мусорных слоёв,
И хламу этому виною
Полвека, прожитые мною…
Как не воскликнуть: «ё-моё!»?
Как не взреветь медведем белым
В капкане собственной души?
С раскопок прочь! И первым делом -
Пишу себя по снегу мелом:
Благообразен и пушист.
Открою мятую тетрадь -
Копилку плачей…
А мне тотчас: «Эх, зря опять
Ты плакать начал.
Остатки рифмовой трухи –
В корзину бросить!
Ну, разве можно на стихи
Растратить осень?»
Но снова просится перо
В объятья пальцев.
«Да ты, похоже, не здоров -
В сосудах кальций,
Пора остыть от чепухи,
Впустить усталость.
Ну, разве можно на стихи
Потратить старость?
Друзья советуют – молчи! -
К кому не сунусь.
Диагноз ставят мне врачи:
«Впаденье в юность»
И с панацеей пристают,
Смеясь украдкой.
И я смеюсь. И достаю
Свою тетрадку…
Я человек советского модерна
Я человек советского модерна,
Ещё того – до лысой чепухи,
Когда рвались дыханием мехи,
И карты одномерной малахит
Был заменён рубином пятимерным.
Мне ведома цена преображенья,
Она в моих хрящах, в натяге моих жил,
Слепому богу в азбуке могил,
Не вы, а я её платил,
В победы превращая пораженья.
Для тех побед моим зубастым керном
Пробита в стылой гнили колея –
Теперь по ней покатится Земля,
И лучше всех об этом знаю я,
Я, человек советского модерна.
Отринув богословское клише
Отринув богословские клише,
Я понимаю – именно сегодня! –
Что Он сказал, селясь в моей душе,
Но больше – недосказанность Господню.
Пусть не покажется смешным
Не сказанного пониманье:
Ещё не встреча, не соитье с Ним,
А только приглашенье на свиданье
В таинственные Божьи закрома –
Они за самым дальним залом,
За гранью чувства и ума…
А где – увы! – не досказал Он.
Этот год трудно прожит –
И скальпели, и ножи…
Лишь только начнёшь итожить,
Так прекращаешь жить.
Свершённого холст – муаров,
А если точней – зебрист.
Не оттого ль в мемуарах
Лжёт каждый второй лист?
Отсеяно, что не гоже,
И – боже! – не изменить…
Так не спеши итожить,
А торопись – жить.
Не выбросить, не разгладить
Тот роковой год…
Только назад глядя
Трудно идти вперёд.
Не торопись итожить,
Память хлеща кнутом.
С итоженьем Бог поможет.
Потом.
Зачем мне эфес в бриллиантах?
Зачем мне эфес в бриллиантах?
Мрамор на прах могил?
Меня Бог однажды талантом
Уже наградил.
Хватило б его до скончанья.
Лет… как бы был я рад!
А вам – избежать одичанья
В грызне добыванья наград…
Я уеду… ненадолго
В рай, по предсказанью Ванги
Жить в заоблачной яранге.
Там текут Ока и Волга,
Но небесные, как Ганги.
По себе оставлю память
В банке с травяным бальзамом,
В банке – незакрытым займом,
А серьёзно – между нами –
За окошком птичьим гамом.
Я уеду ненадолго
В царство славного Борея,
Где стихи, как птицы, реют
Над Окою и над Волгой…
Правда – внук мой постареет.
Лишь бы помнил он, что значит
Мамы отчество родное,
И тогда таким же мною
Его внучкой снова зачат
Буду летом под луною.
Я уеду ненадолго,
Может лет всего на двести.
А потом мы в этом месте –
Между рек – Окой и Волгой -
Соберёмся снова вместе.
Так когда-то постарались,
Те, чьи буквы на могиле
Еле видно из-под пыли -
И ведь здесь же мы собрались,
И так долго вместе жили…
Я уеду ненадолго…
«Нельзя забыть единственных моментов!..»
Длиною в полусон иль полужизнь.
В «Макдоналдсе» – обычные клиенты,
Сидят, жуют, и только мы кружим.
Загадка юго-западной пришлицы
С чертановинкой северной в глазах,
Не улетай за эти три границы –
Так нелегко потом лететь назад!
Партай геносссе по концертным залам,
И я тебе геноссе – по вину.
Ты завтра с Белорусского вокзала
Перепорхнёшь через мою страну.
А мне – попробуй! – без тебя не спиться,
Не поменять фужеры на стакан…
Не уезжай за эти три границы