Опять всё тот же сон, год назад бывший реальностью. Опять тот же кошмар, охотившийся за ней наиболее тёмными ночами.
– …признаётся виновной и приговаривается к изгнанию из Нового Вавилона в дикополье сроком на три календарных года, после чего будет вправе подать прошение на возвращение в город…
Электронный судья механическим голосом озвучивал слова, и те бомбами рвались вокруг Артемии. Где-то на периферии сознания она не переставала удивляться, как ещё жива, как до сих пор дышит – со столькими осколочными – и выпотрошенной душой.
Приговор – бесстрастно и непредвзято рассчитанный искусственным интеллектом по чётко отлаженному алгоритму – не самое страшное для неё во всей этой истории, но последняя капля.
Решай судьбу Артемии люди, наверняка приговорили бы не её, а тех, кто отнял у неё всё, искорёжил её жизнь её же руками – и даже не попал под суд. Но в Новом Вавилоне – обители справедливости, мира и благоденствия – решение таких важных вопросов людям не доверяли. ИИ же в расчёт брал только доказанные факты, но никак не чувства и даже не мотивы. А факты говорили чётче некуда: Артемия преступила закон и должна понести наказание.
Судья завершил свою монотонную декламацию: приговор привести в исполнение незамедлительно; права на частную собственность приговорённой отчуждаются в пользу города; любые ранее заключённые с осуждённой договоры и сделки, в том числе договор найма, брачный договор и брак, могут быть расторгнуты в одностороннем порядке по заявлению, без штрафных санкций со стороны инициатора расторжения. Если в зале присутствуют представители договорных сторон, они могут подать заявление устно прямо сейчас или письменно – позже.
Боковым зрением Артемия увидела, как что-то шевельнулось, подаваясь вперёд, отделяясь от слипшейся единым комом толпы зрителей, размытой до нечётких от набежавших слёз силуэтов. Это мог быть её работодатель, решивший расторгнуть договор о найме без лишних проволочек – что логично.
Но это был Чеслав, пожелавший расторгнуть их брак – прямо сейчас. Избавиться от неё так быстро, как быстро стоит застирать белую скатерть от пролитого вина – чтобы не осталось пятен.
Всё нутро, вместе с сердцем, лёгкими и кишками, будто выдернули из Артемии одним точным движением, и она не заметила, как подкосились её ноги. Охранники поддержали её под локти, не дав упасть. Один из них склонился к ней и шепнул:
– Может, анестезию?
Есть средство, притупляющее душевную боль – отпускается в исключительных случаях и строго по рецепту. Последнее желание после приговора – случай настолько исключительный, что даже рецепт не требуется.
Артемия с трудом сглотнула, но ни ответить, ни поднять лицо не смогла, лишь мотнула головой, и кончики двух медно-рыжих кос мелькнули перед глазами. У неё есть другое, куда как более важное последнее желание.
– Оставьте мне Девайса. – Её голос дал петуха. – Он собран мною по моему проекту и включён в перечень моей частной собственности.
Судья издал еле слышное жужжание – углубился в электронные архивы, уточняя информацию.
– Ваш пёс оснащён нетиповым искусственным интеллектом, который писали не вы.
– Его писала моя мать. Перед смертью она официально передала мне все права на ИИ Девайса. Пёс принадлежит мне целиком.
Судья вновь пожужжал, сверяя данные.
– Последнее желание приговорённой удовлетворено.
И вот уже врата Нового Вавилона, и стандартный для таких случаев «вещмешок выживальщика» в её руках, и малочисленная процессия любопытных провожатых за спиной – в большинстве незнакомых. Потому что – она это знает – знакомым стыдно. Стыдно то ли за неё, то ли перед ней. Чеслава среди них, конечно, нет.
Врата открываются – совершенно бесшумно, ладонь охранника мягко подталкивает в спину, врата закрываются, не произведя ни единого звука. Фонари на стене гаснут все разом, и Артемию проглатывает бездонная, как открытый космос, ночь дикополья.