8 декабря 1941 года
По мере приближения к вулкану туман густел, и вскоре дорогу окутала непроглядная марлевая завеса, в которой лишь изредка просматривались ветки. Мысль о том, чтобы развернуть пикап, приходила Лане в голову уже раз пятьдесят. Благоразумнее всего было бы вернуться в Хило [1], но время для благоразумных поступков прошло. В чем в чем, а в этом она не сомневалась. Она снизила скорость «шевроле» и посмотрела в зеркало заднего вида. Клетку с утками было совсем не разглядеть; черные пятна на шкуре собаки едва просматривались в тумане.
Может, и хорошо, что из-за тумана нас не видно.
– Мне тут не нравится, – сказала Коко, сидевшая рядом с Ланой. Девочка недовольно сложила на груди тощие ручонки. За тарахтением мотора ее было почти не слышно, и Коко пришлось кричать.
Лана нащупала на полу одеяло.
– Накинь. Станет лучше.
Коко покачала головой.
– Я не замерзла. Просто хочу домой. Мы можем поехать домой?
Ее руки и ноги покрылись гусиной кожей, но из-за упрямства она отказывалась надевать куртку. В Хило в самом деле стояла невыносимая жара, но там, где лежал их путь – в горах на высоте тысяча двести метров, – воздух был холодным, сырым и разреженным.
С тех пор как Лана в последний раз была на Килауэа, прошло более десяти лет. Кто же знал, что она вернется сюда при таких обстоятельствах?
Вмешалась Мари:
– Возвращаться нельзя, сестра. Да и не к кому.
Несчастная Коко задрожала. Лане захотелось обнять ее, успокоить, сказать, что все будет хорошо. Но она бы солгала. Она знала: прежде чем все будет хорошо, станет еще хуже.
– Прости, милая. Хотелось бы мне, чтобы все было иначе, но сейчас я должна в первую очередь думать о вас двоих. Доберемся до дома и составим план.
– Но ты даже не знаешь, где дом, – заныла Коко.
– Я помню дорогу.
Приблизительно помню.
– А если в темноте мы ее не найдем? Они нас застрелят? – спросила Коко.
Мари обняла ее за плечи и притянула к себе.
– У кого-то слишком богатое воображение. Никто нас не застрелит, – ответила она, но все же бросила на Лану вопросительный взгляд.
– Все будет хорошо, – ответила Лана. Вот только сама она своим словам не верила.
Впрочем, не девочки были ее главной проблемой. Гораздо больше ее тревожило то, что они спрятали в кузове пикапа. На острове действовал комендантский час – шесть часов вечера, – но людям приказали выезжать на дорогу лишь в случае крайней необходимости, а крайняя необходимость могла быть только у военных. Об этом Лана девочкам не сказала. Они сильно рисковали, отправившись в горы, но она придумала хорошую легенду и надеялась и молилась, что, если их остановят, ей поверят. При мысли о блокпосте потели ладони, хотя сквозь щели в полу пикапа тянуло ледяным холодом.
В погожий день дорога от Хило до вулкана занимала примерно полтора часа. Но сегодня был туман. Они часто попадали в ямы размером с бочку для виски; Лану подбрасывало вверх, и она ударялась головой о крышу. В тропическом лесу мелкий дождь лил не переставая, и любые попытки обустроить тут ровные дороги заканчивались крахом. Порой их трясло, как во время турбулентности в самолете из Гонолулу [2]. Оттуда они прилетели всего два дня назад, но казалось, это было в другой жизни.
Больше всего Лана боялась того, что их ждало на въезде в национальный парк. Рядом находился военный лагерь Килауэа; поблизости должны были быть и солдаты, и блокпосты. У нее было столько вопросов к отцу, и оттого, что его не было рядом и он не мог на них ответить, она испытывала смешанные чувства: и грусть, и негодование. Откуда ты знал, что придут японцы, почему не сомневался? И почему вулкан? Как мы там выживем? Почему не позвал меня раньше?
Коко, кажется, успокоилась; ее ореховые кудряшки упали на плечо сестры, веки сомкнулись. Шум мотора и тряска действовали усыпляюще. Определить их местонахождение в непроглядном тумане было сложно, но они должны были скоро приехать.