– Все так плохо?
– Ничего не получится.
– Почему?
– У нее почти монобровь.
– Ну ты даешь, Макс.
– Чего? Говорю тебе, прямо мерзость.
– Ну, я думаю, это не самое страшное в жизни. Вот если бы ты мне сказал, что она носит юбку-пояс, это была бы совсем другая история…
– Если бы она носила юбку-пояс, тогда это точно была бы совсем другая история.
– Идиот.
– Знаю. Похоже, ничего не получится еще и поэтому.
В кафе пусто, я ставлю на столы последние стулья. Сегодня вечером был полный бардак. Прошло уже три недели с начала занятий, и студенты наконец сообразили, что пора приниматься за работу. Я вспоминаю, как это было со мной. На бакалавриате нагрузка накатывает волнами, как море. Магистратура куда как серьезнее и сложнее, но когда ты научился плавать, морской прибой уже не так пугает.
Я собираю чашки, забытые на поцарапанной деревянной стойке. Кафе открылось относительно недавно, но мебель в нем устарела, куча старых штучек украшает интерьер. Это нравится гикам – заполнить новое старьем, а меня ирония происходящего и завораживает, и отталкивает одновременно… На самом деле все наше поколение меня и завораживает, и отталкивает. Однако у меня нет никакого желания распространяться об этом сегодня вечером. Я ведь работаю в кафе, а не в баре. Мне нужно вооружиться, влить в себя порцию жидкой храбрости – читай: алкоголя – для решения проблем нашего поколения.
Я вытираю тряпкой длинную стойку, по которой днем запускаю латте в сторону клиентов. Не могу сказать, что они у меня прямо лихо скользят, как в вестернах 1940-х, но мне нравится представлять себя крутой барменшей в салуне. Вместо этого я рисую цветочки и листочки молочной пенкой. Дизайн зависит от моего настроения. И еще от клиента. Я пытаюсь угадать, что бы могло ему понравиться: сердечко, перышко? Если он делает заказ, уткнувшись носом в телефон, я демонстративно забываю о рисунке. Пусть платит пять с половиной баксов еще где-нибудь за свое суперфото в инсте[1]. Я хотя бы привью ему немножко умения общаться с людьми. Not all heroes wear capes[2], как говорится.
Макс в своей машине, я слышу жалобное завывание работающего двигателя, когда он выжимает сцепление. Музыка доносится фоном. Что-то успокаивающее, из того, что нравится мне, а ему кажется заунывным. Я тоже делаю потише музыку в кафе и говорю с ним, включив громкую связь на телефоне. Немного раздражают помехи, но я настолько хорошо его знаю, что смогу уловить интонацию и в самый разгар стройки. Я знаю, что он слегка разочарован свиданием. Он никогда не признается, но я угадываю его настроение по слишком уж нежной музыке, звучащей в машине, и тишине, повисшей на последней его реплике. И я решаюсь:
– Ну а если честно… кроме бровей, какая она?
Он вздыхает.
– Да не знаю я, серьезно. Не случилось химии. Не знаю, как объяснить. Но знаю, каково это…
– Ну конечно. Правда, я даже не очень уверена, что понимаю, о чем ты.
– Это не так уж часто бывает.
– С тобой так трудно…
– У меня высокие стандарты, Кам.
– Угу, может, даже чересчур.
– Ты хочешь сказать, что у меня завышенные требования?
– Нет, я пытаюсь сказать, что они не совсем адекватные.
– Ну ты же знаешь, что я окружаю себя только сливками из сливок. Вот ты, например.
– Привереда.
– Возможно, но я же не совсем дебил, правда? Я у тебя – самый лучший, есть же у меня кое-что покруче, чем у других.
– Туше. Но только кое-что.
– И это моя классная задница, ведь так?
– Ну конечно задница, что ж еще.
Его смех обрывается на том конце провода. Я представляю его задумчивое лицо и зеленые глаза, отражающие сумеречный свет фонарей заснувшего города. В этом свете все становится янтарным: его глаза, волосы, борода. Волосы и борода и в самом деле янтарные, даже днем. Я думаю, что он рыжий, а он считает, что я дальтоник. В конце концов мы договорились, что при определенном освещении он скорее рыжий, чем нет. Это самое важное, в чем мне удалось заставить его признаться, хотя он даже не был голоден в тот момент. Правда, он утверждает, что это не считается, ведь он был пьян. А я как раз думаю, что люди более откровенны, когда выпьют. Ну, мы уже даже согласились, что никогда не сможем прийти к единому мнению. И это нормально. Это даже хорошо – не иметь по всем вопросам единого мнения. Наша дружба как раз и строится на разных мнениях по поводу второстепенных вещей и глубоком согласии в том, что нам кажется самым важным.