Дом казался заброшенным. Он стоял в самом конце длинной улочки – там, где дорога внезапно обрывалась, заходя в тупик. Дальше только узкая тропинка пробиралась между старым дощатым забором и руслом давно пересохшей речки, где громоздились теперь лишь густые заросли репья и крапивы. Сделав небольшой подъём в гору, она выводила на грунтовую дорогу, ведущую к лесу.
– Говорят, тут её бабка живёт, – сказал Коля, – вот она сюда всё время и таскается.
– Странно, – проговорил Лёшка, с любопытством разглядывая дом. – У моей бабушки на окнах цветы и занавески, а здесь вообще ничего. Смотри, и ворота на замке. Как странно… Ведь она сюда только что зашла!
Лёшка слегка подёргал замок – он висел на ржавых петлях, был очень старый, но всё равно держался достаточно надёжно.
– Действительно закрыто.
Коля и Лёшка переглянулись, пожав плечами.
– Недаром говорят, что здесь черти водятся, – понизив голос почти до шёпота, сказал Коля, – а бабка её – настоящая ведьма. Люди боятся этого дома.
– Пошли, в окна заглянем, – так же шёпотом предложил Лёшка. – Чёрт, всё кругом заросло, не проберёшься!
Калитка, ведущая в палисадник, легко отворилась, пропуская их вперёд.
Ребята бросились к первому же окошку и, затаив дыхание, припали лбами к холодному стеклу. Дверца, словно обождав немного, со слабым скрипом поползла назад и тихо захлопнулась.
– Странно, но я ничего не вижу, – удивлённо проговорил Коля. – Совсем ничего.
– Я тоже. Как будто пелена какая-то перед глазами. Полный мрак. – Лёшка поёжился. – Слушай, здесь и вправду чего-то не то. Как заколдовано. Пошли-ка лучше отсюда!
Они поспешили к выходу, но Коля вдруг остановился, не веря своим глазам.
– А где же калитка? – воскликнул он. – Смотри, она исчезла!
– Она просто захлопнулась, я слышал.
– Но её здесь нет. Вот же чёрт!
Мальчишки недоумённо смотрели на забор, казавшийся им теперь намного выше и крепче, чем пару минут назад, и без малейшего просвета в старых досках, намекавшего на калитку.
– Мы что, попали в ловушку?
Колю охватила паника, но друг его не растерялся.
– Ну, тогда полезли через забор! Делать нечего.
Если бы они в это время оглянулись – хоть на миг, они бы увидели в окне Карину, как она смеялась, глядя на своих одноклассников. Вот чудаки: зашли в палисадник через калитку, а выбираются через забор!
– Только ты никому не рассказывай, – говорил на обратном пути Коля, шокированный всем тем, что с ними приключилось, – а то ещё подумают, что мы с тобой с ума сошли.
Карину никто в классе не любил. Она никогда не могла до конца понять причины этой всеобщей и стойкой к ней нелюбви, но она всегда о ней знала и её чувствовала. Не любили её и за непохожесть на других, и за замкнутость. Она, как белая ворона, была чужая для всех, никто даже не пытался приблизить её к себе. Карина привыкла к этому. Ей казалось, что не только их класс, но и весь их небольшой городок относится к ней с презреньем. Она прекрасно знала, как выглядит в глазах людей, она такой и была на самом деле – невзрачной, угловатой и нелепой, ни один парень бы никогда не обратил на неё внимания. Но они обращали, словно на соринку, попавшую в глаз. Иногда, проходя мимо кучки ребят, она слышала насмешки в свой адрес.
Карина вздохнула. Она вспомнила один случай, произошедший с ней ещё в седьмом классе. У неё был день рождения, и по традиции ей купили в школу конфет, чтобы угостить ребят. И вот на одной из перемен она пошла по классу, выкладывая каждому на парту по две шоколадные конфеты в блестящих фантиках. Их она в магазине выбирала сама. Ей казалось, что именно блестящая обёртка делает конфету вкуснее, хотя это и было не так. Никто не притронулся к угощению! Некоторые брезгливо, как будто она положила перед ними дохлых мышей, скидывали конфеты на пол. И никто не пожалел её!
Карина ничего не сказала им, не заплакала. Но это было такое унижение, какого она ещё никогда в жизни не испытывала. Были ли сердца её одноклассников все как один глухи и бесчувственны, или просто каждый неосознанно делал то, что делал другой. Искать же в них какого-то сочувствия значило ещё больше себя унизить.