Скачать все книги автора Владислав Юрьевич Дорофеев
В этой книге авторы пытаются показать, как возник и развивается кризис и как реагируют на него государство, предприниматели и простые люди. Кому-то это поможет разобраться в происходящем, кому-то – понять, почему привычный мир оказался таким неустойчивым.
Ожидание ужаса сильнее самого ужаса. И есть основания полагать, что если нефтяные цены и уровень зарплаты к осени не восстановятся (похоже, что так), к сентябрю-октябрю 2009 года новые правила не только оформятся, но станут понятны всем. А это означает, что в нашей жизни вновь появится определенность и предсказуемость, и мы – в очередной раз – прорвемся.
Эта книга – хроника развертывания кризиса в российской экономике с сентября по ноябрь 2008 года, написанная на основе публикаций в газете «Коммерсантъ» и журналах «Деньги», «Власть» и «Секрет фирмы». Эта книга для тех, кто намерен знать, то есть жить, то есть для тех, у кого еще осталось чувство юмора.
Действие романа происходит в двадцатых годах 21-го столетия. Немецкий курортный город Висбаден превратился в европейскую столицу смерти, куда приезжают доживать свои последние дни богатые люди и где за год до смерти поселилась мать главной героини, которая в письмах к своей дочери раскрывает тайну семьи. Этот город прежде был известен как игорный центр, где спускал деньги Федор Михайлович Достоевский, а совсем недалеко от этих мест – родина последней русской императрицы Александры Федоровны Романовой, урожденной принцессы Гессенской. Действие романа охватывает несколько десятилетий и происходит в России, Украине, Европе и США.
В этом сборнике история про девочку, у которой на пальцах маленькие рты.
Зарисовка про музей, как маятник времени, и птице, спорящей с Бабой-ягой за первенство в небе.
Небольшая повесть «Нарциссомания» о человеке по имени Гаариил, который живет сдачей пустых бутылок, при этом он смотритель сада самоубийц, в котором живут солдатики, в правой руке у каждого солдатика по апельсину с красной кожицей, а в левой по бронзовому мальчику, в правой руке которого оливковая ветвь, а левая кисть мальчика совокуплена с левым мизинцем солдатиков. У Гаариила есть еще один способ зарабатывания денег – изготовление наркотика под названием «джэф».
В рассказе «Вещи» повествуется про то, как в начале декабpя на восточном побеpежье Pоссии забивают оленей. Гоpло pежут остpым большим ножом, отчего олень умиpает сpазу и навсегда, оставляя свое тело на моpозном снегу, под кpасным севеpным солнцем, а в моментально замерзшей крови на снегу остается кpовавый ледяной след мужика с ножом, наступившего в красную лужу.
Небольшая зарисовка «Подземное кладбище» о подземном городском кладбище. И об индивидуальном кладбище «Кладбище человека», на котором хоронят человека столько раз, сколько раз он умирает.
Две небольшие повести о самоубийцах, «Дни» и «Старая судьба. Или история с превращениями», женщинах, которые не нашли своей судьбы, и все более и более, погружаясь в мир фантазий и вымыслов, в конечном итоге, перешли без натуги в иной мир, правда, так и не осознав тяжкого преступления, совершенного ими против себя и своей души, сознательно и насильственно разрушив реальный, хотя и ненавидимый ими мир.
Зарисовка «Гранатовый браслет», кажется, дает нам возможность проследить судьбу того самого мистического гранатового браслета из известного рассказа А. Куприна.
В рассказе «Сначала было тело» герой купил лавке букиниста книгу Марка Алданова «Девятое теpмидоpа», между страниц которой он нашел волос любовницы автоpа. Несмотря на бредовость предположения, события начнут развиваться.
Герои рассказов разговаривают с кошкой, кентавром, случайными цыганами, которые встречают автостописту по дороге из Москвы в украинскую Белую Церковь, и которые переносят героя на столетия назад и встречаются с отшельником, живущим под открытым небом, или фифой, живущей в каких-то своих мирах.
Каждая история предполагает новый, необычный, невероятный, иной взгляд на привычные вещи и явления. Часто это небольшие зарисовки, размером в одну страничку, но есть и почти повести, действие которых разворачивается на протяжении продолжительного времени.
И завершается сборник «Рассказом о ненаписанном рассказе».
История про девочку, у которой на пальцах маленькие рты.
«Большой старый дом в престижном районе Москвы…»
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
– Нет, сынок. Купи, пригодится… Давай за рубль тридцать? Купи?
Купил за рубль тридцать.
Удивлю Марину.
Темно-серые облака ушли, большой закат занял небо и мысли. Голубое мешает розовое, и затем один цвет переходит в другой, и небо вызывает у меня желание прыгнуть туда, к нимфеточному крику солнца, забытого и облитого грязью ночи. Но, впрочем, это болезнь. Мой отец – самоубийца. И для меня, самоубийство, стало запретным и отвратительным… Я брезгую самоубийством после отцовских слезливых голубеньких глаз. Противно убивать себя.
Как это было пpекpасно: пpекpаснее некуда, pазве что пpекpаснее было бы на белом снегу, сpеди моpозного воздуха в не менее моpозноe утpo.
Огнемет заpаботал яpко и незабываемо. Сгоpели оба: кавказец и будущий пpофессоp – два яpких дуpака из их яpкой дуpацкой стpаны под названием – Гpузия. Впpочем, лысый был отсюда, навеpное, но, очевидно, что не из Гpузии.
Кажется, что-то получается. Главное, чтобы все это захватывающее зpелище читалось увлекательно и пpитягательно, живо и сильно.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
Папа ощущает себя стариком, с выпирающим животом под тесной рубашкой, черная борода и прямые седые волосы; память возвращается и подсовывает карту из прошлого, забытого. Отец выходит из магазина, а его старшенькая вывалила из колясочки на землю младшенькую, и сняв штанишки, изящно присела и писает на кудрявенькую головку малышки.
Отец застонал, поднял голову, напряг все мышцы. Старшенькая стоит на коленях и держит над ним его большой черный зонт, с края зонта капает на лоб, и лоб, как чужой, и большой, больше тела и зонта, и сосны.
Как мы с ней познакомились? Я бежал по набережной Орлика, навстречу девушка, она останавливает меня повелительным жестом и протягивает мне раскрытую ладонь. Что, мол это? На ладони лежит шарик, кажется, гипсовый, но не совсем шарик, две сферы соединены небрежно, неточно, видно форма была плохой. Это не бильярдный шарик, спрашивает она? Нет, это не бильярдный шарик, это скорее чей-то глаз, вырванный безжалостной рукой. Это карий глаз, вырванный безжалостной рукой, тогда почему же, взглянем в лицо девушки, у нее оба глаза на месте? Нет, хотя это и карий глаз, но это не ее карий глаз, это чужой карий глаз, но чей же это карий глаз, может быть мой карий глаз? Но у меня не карие глаза, тогда чей же это карий глаз, может быть это карий глаз читателя, тогда кто же этот читатель, у которого ирония в глазах, которые карие?
«Остров Валаам (ОВ)» – это посещение Валаамского монастыря на острове Валаам, пронзительно духовного места. Удивительная история монастыря, личные переживания, наблюдения за людьми, герою открывается новый мир, непохожий ни на что прежде. И вновь вместе с героем его дети.
«Мой батюшка Серафим» – это духовный опыт постижения православия. Несколько лет герой посещает Серафимо-дивеевский монастырь в Нижегородской области, место, где когда-то отшельничал и трудился на благо людей святой Серафим Саровский, один из самых почитаемых православных святых в мире. При этом, герой продолжает быть вписанным в своей профессиональный мир, но что-то, или даже очень многое переосмысляется и меняется.
«Рука Бродского» – это, по сути, личные впечатления и оценка творчества Бродского, какие-то возникающие аллюзии, в связи с судьбой Бродского и судьбой страны, и героя.
Я вернулся, чтобы рассказать о том, что смерти нет, даже в удушающей тесноте тотальной боли, потери способности к передвижению, навыка говорить и писать, способности слышать, видеть, спать, есть, пить, дышать. Даже тогда с вами свет мысли, любви и веры, которые в болезни и после нее дают надежду, выбор и указывают путь осмысления себя, чтобы научиться заново дышать, пить и есть, ходить, писать и говорить, жить. Смерть не страшна. Умирать страшно.
Моя книга – предостережение от одной из самых редких, но и подлых болезней – ГЛПС (геморрагическая лихорадка с почечным синдромом) – остром вирусном заболевании, одном из самых опаснейших заболеваний на планете (в ряду с лихорадкой Эбола), которая готовит свой гибельный сценарий каждому, кто не устоит перед атакой хантавируса, разрушая кровеносную систему и, ударяя по всем жизненно важным органам человека.
Я вернулся, чтобы рассказать о том, как, несмотря на немощь, порой страх и трусость, помочь врачам спасти вас, оказавшегося на больничной койке, если, конечно, вы настроены вылечиться, уйти домой, а не отправиться по назначению, через запятую с больничным мусором. Когда в лучшем случае, бездыханную плоть отдадут родственникам, в худшем на разделку в кадаверную лабораторию в качестве анатомического образца.
Я вернулся, чтобы рассказать об открывшейся мне там, на границе жизни, величайшей тайны человеческого и моего рода.
Моя книга – это и благодарность отечественным врачам, за их будничную спасительную работу.
Я выжил. Потрясенный, лишившийся физических сил, выпутавшись из бесконечных упоительных, но смертоносных видений, высасывающих последние силы, укрепляясь в мысли – жить, чтобы вернуться, чтобы рассказать о своем вынужденном опыте выживания в условиях неожиданной, бесчеловечной и дикой болезни из арсенала биологической войны. Этот опыт не полезен, но коли он есть, его надо описать, чтобы предупредить и предостеречь. Чтобы победить!
Книга «Докричаться до отца» рассказывает о представителях семи поколений одного рода, истории которых казалось бесследно рассеялись во времени и пространстве. Это эксцентричный роман-предание, где невозможно провести грань между семейной легендой, документальной хроникой, фарсом, игрой авторского воображения.
Лучше всего говорят о книге имена ее героев: Дорофей-Волкодав – одолевший в одиночку стаю волков при строительстве деревни на Урале, куда он перевез семью из еврейского местечка под Пинском; Яков-Плотник – женившийся на бывшей подруге Александра Ульянова; Гавриил-Лошадник, самовольно оставивший службу ради страстной любви своей суженной, преодолевшей ради встречи с ним в Тюмени несколько сотен километров таежного зимника в крещенские морозы 1914 года. А ещё Симон-Механик – незаурядный самоучка, открывший в себе телепатические способности после железнодорожной катастрофы, случившейся с ним по дороге домой после военного столкновения с японцами в районе монгольской реки Халкин-Гол; Георгий-Офицер, которому были дарованы чудесные спасения в отрочестве, Автор-Хроникер, по дороге на проводы отца увидевший на границе степи четырех всадников Апокалипсиса.
«Докричаться до отца» – это стремление дотянуться до своих предков, соединив в одном повествовании две истории: библейскую человечества и обозримую одного рода и семьи. Какая линия поведения, какие события историчны, какие вели в тупик и к забвению? В каждой из представленных историй есть свои закономерности, свой договор с Богом, божественный план. Даже зримое отступление от плана – самоубийство одного из представителей рода или распятие Христа – есть часть единого плана.
В основу книги легли документальные записки отца автора, офицера запаса. После тяжелой болезни он взялся восстановить историю своего рода, как казалось, навсегда утерянную, а точнее, никем и никогда не записанную. Он осознал, что это его последняя возможность что-то изменить, восполнить, выяснить, исправить кривизны своей жизни. Это было искупление, акт покаяния, передача эстафеты. Это были не только его знания, его память. Отец автора вел переписку с родственниками, ездил на места родовых могил и бывших гнездовий, опрашивал современников и свидетелей, по воспоминаниям и обрывкам полученных сведений собирая крупицы рассеянных знаний. На костылях, или с черной складной походной тростью, в неизменно помятой шляпе, с армейским вещмешком. Отец автора умирал трижды, но перед тем, как окончательно уйти, успел воссоздать хронику рода по мужской линии с начала 19 века, в жизненных обстоятельствах и человеческих деталях, в реальных людях из плоти и крови. Успел оживить истлевшую давно память нескольких поколений предков, потому как ушедшие живы, пока мы о них думаем, молимся, помним, читаем.
Владислав Дорофеев