Скачать все книги автора Николай Александрович Добролюбов

Русская литературная критика рождалась вместе с русской литературой пушкинской и послепушкинской эпохи. Блестящими критиками были уже Карамзин и Жуковский, но лишь с явлением Белинского наша критика становится тем, чем она и являлась весь свой «золотой век» – не просто «умным» мнением и суждением о литературе, не просто индивидуальной или коллективной «теорией», но самим воздухом литературной жизни. Эта книга окажет несомненную помощь учащимся и педагогам в изучении школьного курса русской литературы XIX – начала XX века. В ней собраны самые известные критические статьи о Пушкине, Гоголе, Лермонтове, Гончарове, Тургеневе, Толстом, Чехове и Горьком.

«…мы можем сказать смело, что если уже г. Тургенев, тронул какой-нибудь вопрос в своей повести, если он изобразил какую-нибудь новую сторону общественных отношений, – это служит ручательством за то, что вопрос этот действительно подымается или скоро подымется в сознании образованного общества, что эта новая сторона жизни начинает выдаваться и скоро выкажется резко и ярко пред глазами всех. Поэтому, каждый раз при появлении повести г. Тургенева делается любопытным вопрос: какие же стороны жизни изображены в ней, какие вопросы затронуты?

Вопрос этот представляется и теперь, а в отношении к новой повести г. Тургенева он интереснее, чем когда-либо. До сих пор путь г. Тургенева, сообразно с путем развития нашего общества, был довольно ясно намечен одном направлении. Исходил он из сферы высших идей и теоретических стремлений и направлялся к тому, чтобы эти идеи в стремления внести в грубую и пошлую действительность, далеко от них уклонившуюся…»

«…считаем нелишним указать также и на первое время поэтической деятельности Языкова, когда «шалости любви нескромной, пиры и разгул» воспевал он только между прочим, а лучшую часть своей деятельности посвящал изображению чистой любви к родине и стремлений чистых и благородных. В то время муза его была еще свободна от многих предрассудков кружка, которые заметны в некоторых произведениях последних годов его жизни. Тогда он воспевал родину – не как безусловно совершенную страну, которой одно имя должно повергать в священный трепет, не говоря уже о ее пространстве, ее реках, морозах, кулаках и прочих затеях русской остроты. Нет, источник его тогдашнего сочувствия к родине был гораздо выше: он славил ее подвиги, ее благородные порывы, без всякого затаенного желания приписать их именно известному времени или стране…»

«…Эти три бедно и серо изданные томика наводят на мысли очень невеселые. В них человек, хотя несколько знакомый с закулисной жизнью журналистики, ясно читает грустную историю гибели таланта. Люди, находившие в Кокореве зародыши сильного дарования, ценившие его горячую любовь к работящим беднякам нашим, большею частию и не предполагали тех обстоятельств, которые служили у него источником этой любви, но вместе с тем и препятствовали свободному развитию его дарования. Строгие эстетические ценители хотели, чтоб он дольше вынашивал в душе свои произведения, давал своим очеркам больше стройности, больше объективировал их, лучше отделывал со стороны внешнего изложения… Но ценители не знали, в каком отношении находились произведения Кокорева к его собственной жизни…»

«…Появление стихотворений Шевченка интересно не для одних только страстных приверженцев малороссийской литературы, но и для всякого любителя истинной поэзии. Его произведения интересуют нас совершенно независимо от старого спора о том, возможна ли малороссийская литература: спор этот относился к литературе книжной, общественной, цивилизованной, – как хотите называйте, – но во всяком случае к литературе искусственной, а стихотворения Шевченка именно тем и отличаются, что в них искусственного ничего нет…»

«…Пословицы и поговорки доселе пользуются у нас большим почетом и имеют обширное приложение, особенно в низшем и среднем классе народа. Кстати приведенной пословицей оканчивается иногда важный спор, решается недоумение, прикрывается незнание… Умной, – а пожалуй, и не умной – пословицей потешается иногда честная компания, нашедши в ней какое-нибудь приложение к своему кружку. Пословицу же пустят иногда в ход и для того, чтобы намекнуть на чей-нибудь грешок, отвертеться от серьезного допроса или даже оправить неправое дело…»

Статья написана на материале несохранившейся студенческой работы Добролюбова, выполненной на третьем курсе Главного педагогического института. Послужила поводом для знакомства с Н.Г. Чернышевским и положила начало постоянному сотрудничеству Добролюбова в «Современнике». С этой статьей Добролюбов вошел в русскую литературу и заявил себя в ней как крупная самостоятельная величина. Большой общественный резонанс статьи, посвященной такой «академической» теме, как журнал XVIII в., объясняется тем, что Добролюбов сумел придать ей серьезный современный интерес, не выходя при этом за рамки материала. Рассматривая содержание журнала, критик большое внимание, уделяет произведениям Екатерины II. Он показывает, что сотрудничество императрицы в «Собеседнике» было подчинено задаче формирования общественного сознания в нужном для нее направлении.

Добролюбов воспользовался в этой рецензии своеобразным критическим приемом. Он делает вид, будто не согласен с мнением критики, что комедия Львова – еще одна неудачная попытка создать образ идеального чиновника, и рассматривает пьесу как пародию на все того же «Чиновника», а образ главного героя не как безжизненный и натянутый, а как живой и типический. Этот прием позволяет Добролюбову говорить не о слабой комедии, а о реальном жизненном явлении, которое отразилось в ней помимо воли автора. Критик высмеивает здесь глубоко антипатичный ему тип фразера, человека с формальными, затверженными убеждениями, а также распространенное умонастроение второй половины 1850-х гг., для которого характерно поверхностное представление о природе общественного зла и вера в легкие способы его преодоления.

Критикуя магистерскую диссертацию известного впоследствии исследователя русской литературы и фольклора О. Ф. Миллера за идеализм, ненаучность задач и приемов исследования, Добролюбов продолжает тему защиты духовной самостоятельности личности, начатую статьями «О значении авторитета в воспитании» и «Николай Владимирович Станкевич». Здесь с особенной ясностью проступает значение этой темы для критика: это борьба за молодое поколение, на которое он рассчитывает как на одну из главных общественных сил. Отсюда – резкость и страстность его выступления против идей О. Ф. Миллера, которые воспринимаются им в контексте официальной морали, способствующей поддержанию существующего общественного порядка.

В настоящей рецензии сказались многие характерные черты отношения Добролюбова к детской литературе. Прежде всего – исключительная серьезность. Детская книга для него – могущественное орудие формирования личности ребенка, которое при неумелом использовании может оказаться вредным. Поэтому в отборе ее для Добролюбова нет мелочей: достоинства содержания, изложения, оформления, соответствие книги возрасту, даже характеру и «внешнему», т. е. социальному положению ребенка – все это должно быть учтено. Главным требованием является полезность книги для умственного и нравственного развития ребенка. Книги, содержащие первоначальные сведения о мире, чтобы быть полезными, должны отражать современные научные представления и раскрывать основные, а не второстепенные свойства предмета.

Обскурантистская книга Н. А. Миллера-Красовского вызвала единодушное возмущение русской печати. Либеральная пресса была едина как в методах преследования ретроградного педагога (ирония, насмешка, особенно над безграмотностью автора), так и в убеждении, что это не более как педагогический монстр, отживающее явление. Для Добролюбова идеи Миллера-Красовского – лишь более откровенно выраженные и доведенные до логического предела принципы, которые вполне уживаются в современной массовой педагогике, основанной на подавлении личности. В отзыве на книгу Миллера-Красовского Добролюбов развивал педагогические идеи, высказанные им в статье «О значении авторитета в воспитании» и др. Вместе с тем это было и разоблачение благонамеренного правила «смиренности», составляющего основу авторитарного воспитания. Добролюбов таким образом, в отличие от других рецензентов книги, обнажил реальную связь между педагогическими «принципами» подавления личности и общественной моралью благонамеренности.

«Наконец дожили мы до того времени, когда наука приходит у нас в прямое соприкосновение с жизнью и дает практически благотворные результаты! Сколько уже услуг оказала она русскому человеку в самое непродолжительное время! <…> Теперь исследование г. И. Аксакова тоже обогащает Россию, – не только в научном, но и в чисто материальном смысле. Вследствие этого исследования мы оказались – в одной части нашей торговой деятельности – богаче на 60 мильонов рублей серебром! <…> Но читатели, по всей вероятности, желают знать, каким же это образом исследования г. Аксакова обогащают нас на 60 мильонов. Мы с удовольствием готовы рассказать им это, сообщивши некоторые сведения, найденные нами в книге г. Аксакова…»

«…способ мышления и исторические приемы г. Полозова отличаются новостью и оригинальностью. До сих пор исследователи обыкновенно брали предмет в том виде и положении, до какого доведен он последними изысканиями; опровержения их обыкновенно обращались на последние выводы, добытые наукою. Г-н Полозов поступает иначе. Он берет одного Карамзина и знать не хочет ничего, что после него было писано о Борисе Годунове…»

«…Переворот в религиозно-нравственных убеждениях ознаменовывается обыкновенно явлением мудрого проповедника, который возвещает новые правила жизни, поражая всех возвышенностью своей морали, необычайным терпением в борьбе с закоснелым невежеством и суеверием и т. п. Последователи его составляют новую систему учения, присоединяя к речам проповедника свои собственные мудрования. Проходят столетия; лицо преобразователя покрывается таинственным мраком; благоговение возводит его в ряд неземных существ и делает его предметом набожного поклонения. Вместе с тем является целый ряд обязанностей и обрядовых действий собственно в отношении к боготворимому лицу.

Такова в общих чертах и история буддизма…»

«…Верите ли, что из книги в 300 с лишком страниц, с длинным заглавием <…> – можно узнать о Турции гораздо меньше, нежели из путевых очерков г. Милюкова, в которых посвящено страничек сто Константинополю!.. У г. Милюкова есть, например, параллель Константинополя с Москвою, чего вы у г. Бессе уж никак не найдете. Кроме того, в путевых записках г. Милюкова вы читаете характеристику страны и народа, научаетесь понимать хоть отчасти и современное положение Турции и значение исторических судеб ее. В книге г. Бессе нет ничего подобного…»

Во второй половине 1850-х гг., когда оживился интерес к проблемам формирования личности, сознававшимся в прямой связи с перестройкой общественной жизни, статья выдающегося хирурга Н. И. Пирогова под знаменательным заглавием «Вопросы жизни» привлекла всеобщее внимание остротой постановки проблем воспитания. Добролюбова привлек тезис Н. И. Пирогова о том, что воспитание должно способствовать развитию «внутреннего человека», т. е. личности. Поставив это требование во главу угла, Добролюбов показал, что существующий метод воспитания, основанный на безусловном подчинении авторитету старших, ведет к подавлению детской личности и воспитывает рабов. Проникнутая пафосом уважения к человеческой личности, статья не только положила начало обширной педагогической публицистике Добролюбова, по явилась первым развернутым изложением в печати его демократических взглядов.