Происшествие, которого никто не заметил

«Вот так, в метро, никому не расскажешь. Потому что свое, кровное. В своей семье посторонний третейский судья не требуется.

Но на первой зеленой подстилке, когда в воскресенье с приятелем, с закуской и зубровкой, занесет тебя весенний ветер в Медонский лес, бес откровенности толкнет человека под ребро – и покатишься… Хоть без зубровки, конечно, никакой бес ничего не сделает…»

«Родители поехали вперед. А дядя Петя отважно взялся везти детскую команду: Гришу, Савву, Надю и Катеньку (восьми, девяти, одиннадцати и двенадцати лет).

Из Парижа до Тулона добрались благополучно. Попутчик по купе третьего класса, толстый негр с седой паклей на голове, так разоспался, что все норовил во сне положить свою ногу Савве на плечо, но Савва не сдался, – пять раз сбрасывал негритянскую ногу и, наконец, победил… Негр спал с широко разинутым ртом; Гриша хотел было заткнуть ему рот алюминиевым яйцом для заварки чая, однако дядя Петя не позволил и заявил, что это „некультурно“…»

«Обсмотрели солдатика одного в комиссии, дали ему два месяца для легкой поправки: лети, сокол, в свое село… Бедро ему после ранения как следует залатали, – однако ж настоящего ходу он не достиг, все на правую ногу припадал. Авось деревенский ветер окончательную разминку крови даст…»

«За синими, братцы, морями, за зелеными горами в стародавние времена лежали два махоньких королевства. Саженью вымерять – не более двух тамбовских уездов.

Население жило тихо-мирно. Которые пахали, которые торговали, старики-старушки на завалинке толокно хлебали…»

«Началось до смешного просто. В один из слякотных петербургских дней Василий Николаевич Попов вернулся с уроков домой и нашел на столе рядом с прибором письмо. Этакий галантный сиреневый конверт в крупную клетку, залихватский почерк, полностью выписанный и подчеркнутый титул…»

«Укатила барыня, командирова жена, на живолечебные воды, на Кавказ, нутренность свою полоскать. Балыку в ей лишнего пуда полтора болталось. Остался муж ейный, эскадронный командир, в полку один. Человек уж немолодой, сивый, хоша и крепкий: спотыкачу в один раз рюмок до двадцати охватывал…»

«Раз в месяц Павел Федорович приходил в тихое отчаяние: письменный стол переполнялся. Над столом, правда, висели крючки для почтовых квитанций, писем, на которые надо было ответить, заметок «что надо сделать», – но и крючки не помогали. Они тоже переполнялись и по временам становились похожими на бумажные метелки, которыми рахат-лукумные греки сгоняют на юге мух с плодов. Фарфоровая памятная дощечка, лежавшая на столе, носила на себе следы по крайней мере шести наслоений графита, стойки для бумаг не вмещали уже ни одной новой открытки и упорно выжимали из себя растрепанные бумажные углы; из бокала для карандашей торчали самые посторонние бокалу предметы: палочка для набивания папирос, длинные ножницы, кусок багета от расколовшейся год назад рамки, пробирка из-под ванили… Ужасно!..»

«Посылает полковой адъютант к первой роты командиру с вестовым записку. Так и так, столик у меня карточный дорогого дерева на именинах водкой залили. Пришлите Ивана Бородулина глянец навести.

Ротный приказание через фельдфебеля дал, адъютанту не откажешь. А Бородулину что ж: с лагеря от занятий почему не освободиться; работа легкая – своя, задушевная, да и адъютант не такой жмот, чтобы даром солдатским потом пользоваться…»

«В ноябрьский слякотный вечер шестнадцатого года пришел в госпиталь лазаретный батюшка о. Василий. Маленькая русая бородка клинушком, глаза как у пятилетней девочки.

Дождевик в парадной повесил, с часовым у денежного ящика поздоровался (что батюшке по уставу как будто и не полагается) и вприпрыжку по широкой лестнице пошел в коридор…»

«Мама не совсем здорова, не выходит.

В субботу – базарный день. Миша, как всегда, собрался с раннего утра. Взял свою маленькую сетку для провизии, натянул до бровей синий колпачок и из передней крикнул отцу:

– Ты что же, папка, копаешься? Зонтика не бери, лягушка на балкончике…»

«За узорными чугунными воротами – полумрак и прохлада. Липы сплели изогнутые ветки в темно-зеленый туннель, – дождь не пробьет.

Белая, зигзагами вьющаяся стена отделила усадьбу от пустынного пыльного шоссе, обрамленного тополями, от неоглядных полей, полого спускающихся к станции. Кто бы сказал, что в часе езды – Париж?..»

«Проживал в Полтавской губернии, в Роменском уезде, штабс-капитан Овчинников. Человек еще не старый, голосом целое поле покрывал, чин не генеральский, – служить бы ему да служить. Однако ж пришлось ему в запас на покой податься, потому пил без всякой пропорции: одну неделю он ротой командует, другую – водка им командует…»

«Комната в фабричном общежитии.

Софиты на треногах.

По радио, заглушив песню, грянул текст предпраздничной передачи: «Город Ленина вместе со всей страной готовится к встрече тридцать девятой годовщины Великого Октября. В день всенародного праздника советские люди еще раз продемонстрируют свою верность делу партии, преданность идеям ленинизма…»

КИНООПЕРАТОР, бормоча и напевая, проверяет съемочный аппарат. БИБИЧЕВ наблюдает, как идет подготовка к съемке. В двери теснятся девушки из других комнат.»

«– А что природа делает без нас? Вопрос.

Бузыкин диктовал. Алла стучала на машинке с профессиональной быстротой…»

«Это происходило много тысяч лет до нашей эры.

Люди уже существовали.

Но даже самые проницательные из них не могли до конца разобраться в сложностях жизни.

Звезды висели над ними, держась неизвестно на чем.

Ночные духи были опасны. Дневные духи были ненадежны. Грозы были первобытны.

И все же люди уже тогда были главным из того, что существовало на Земле.

Сейчас они стояли вокруг ямы. Разговаривали неспешно, им нужно время, чтобы понять сказанное и обдумать ответ…»

«Тридцать третий год нашей эры. Дом Марии, матери Иисуса. В открытой двери стоит ее младшая сестра. Она вглядывается в сумрак дома.

– Мария! – тихо позвала она.

– Что там? Где мальчик? – отозвалась Мария.

– Отвела ребеночка, нашлись люди, приютили.

– Видишь – побоялись.

– Ну кто теперь не боится! Тоже дрожат. Самые верные друзья попрятались. Все куда-то исчезли, никого не найти. А первый друг, Петр, первый и отрекся.

– Вот ругаешься. Нехорошо.

– Почему нехорошо?

– А вот потому и нехорошо…»

«Эта история произошла в Ленинграде, на одной из улиц, в одном из домов. Началась она задолго до этих пяти вечеров и кончится еще не скоро.

Зима, по вечерам валит снег. Он волнует сердце воспоминаниями о школьных каникулах, о встречах в парадном, о прошлых зимах…»

Имя Александра Володина прочно связано с театром и кинематографом. Его пьесы несколько десятилетий с успехом идут на лучших сценических площадках, фильмы по его сценариям снимали известнейшие кинорежиссеры – Э. Рязанов, Г. Данелия, Н. Михалков.

Искренность, редкостная правдивость, присущие его пьесам и сценариям, пронзительно звучат и в его автобиографических записках, в его прозе.

И тем, что А. Володин понял и открыл для себя в жизни, он щедро и мужественно поделился с нами – его современниками.

Сборник «Простите, простите, простите меня…» – самое полное на сегодняшний день издание стихотворений драматурга Александра Володина (1919–2001). Он включает в себя поэтическую книгу «Неуравновешенный век» (1999), подготовленную самим автором; стихотворения из сборников «Так неспокойно на душе» (1993), «Монологи» (1995) и «Попытка покаяния» (1999), а также стихи, публикующиеся впервые.

Книга посвящена самому главному для любого футболиста – индивидуальной работе по поддержанию необходимого уровня матрицы мышечной памяти исполнения основных элементов его технического арсенала. Это безальтернативный путь к реализации мечты любого футболиста. Подобной информации вы нигде не найдете.

Евгений Замятин, Олдос Хаксли и Джордж Оруэлл создали портрет тоталитарной системы в интерьере XX века, и каждый запечатлел свою голову трехглавого Цербера, который стережет души, не позволяя им вырваться из ада несвободы. Каждый из этой троицы писал одну из створок триптиха, пытаясь заставить людей ужаснуться и сделать шаг назад от края пропасти. Они предостерегали, вселяя в пас надежду: если предупрежден, значит, вооружен.

«…этот роман – сигнал о двойной опасности, угрожающей человечеству: от гипертрофированной власти машин и гипертрофированной власти государства».

Евгений Замятин

Роман «Пыль» и повесть «Салон-вагон» – наиболее известные произведения русского писателя и драматурга начала XX века Андрея Соболя (Юлий Михайлович Соболь, 1887–1926). В первом из них многократно варьируется тема поиска человеком своего места в разворошенном революцией мире, во втором – его герой, комиссар Временного правительства, в прошлом революционер и каторжанин, видит, как долгожданная революция превращается в кровавый кошмар, но бессилен помешать этому. В книгу также вошли повесть «Бред» и яркие экспрессивные рассказы автора.

Чингиз Айтматов (1928—2008) – советский киргизский писатель, поднимающий в своих произведениях общечеловеческие и философско-нравственные проблемы.

В книгу вошли его повести о любви, взрослении в трудные военные годы и налаживании жизни после войны («Джамиля», «Ранние журавли», «Первый учитель»), а также философская притча «Прощай, Гульсары!».

Этот цикл рассказов я посвятил простым людям, тем, кто живет рядом с нами, трудится и никогда не опускает руки. Они рассказали мне эти истории, а я рассказал их вам.

«Дорога никуда» – книга об отчаянии и надежде, благородстве и человечности, смирении и борьбе. История одинокого мечтателя в поисках счастья, которое, казалось бы, близко – на расстоянии вытянутой руки, – но внезапно ускользает из-за трагической ошибки…

Последний законченный роман автора, пронзительно горький, но в то же время излучающий особенный, по-гриновски добрый свет.

В сборник вошли весёлые рассказы о школе и не только таких замечательных писателей, как М. Зощенко, А. Аверченко, С. Махотин и других. Книга поможет посмотреть на школьные проблемы под другим углом – весело и с юмором. Вместе с героями рассказов читатели узнают, как правильно пугать детей, сыграют в слова и решат сложнейшую задачу математички-Змеи.

Для младшего школьного возраста.

Cохранен издательский макет.

Жарким днем 1919 года молодой солдат, спасая свою жизнь, убивает преследующего его всадника на белом коне. От этой встречи без свидетелей останутся лишь болезненное воспоминание и образ, всю жизнь преследующий героя, пока спустя годы, работая в Париже журналистом, он не прочитает рассказ, в деталях воспроизводящий историю с точки зрения жертвы. Так начинаются поиски неуловимого Александра Вольфа, в результате которых рассказчик оказывается вовлеченным в серию странных встреч и событий, заставляющих его размышлять о жизни, смерти, роковых совпадениях и неизбежности судьбы.

В романе «Возвращение Будды» читателя ждет все тот же Париж русской эмиграции: переулки городских трущоб, воспоминания, головокружительные фантазии, бедный студент, загадочный бездомный, ставший миллионером благодаря неожиданному наследству, его молодая возлюбленная и единственный свидетель убийства – золотая статуэтка Будды…

Автобиографичность, психологизм и традиции европейского экзистенциализма Газданов мастерски переплетает с элементами приключенческой прозы, философского триллера и детектива.

Эта книга посмертное издание повестей Виктора Ганпанцуры. Автор и при жизни не оставлял попыток поделиться своим трудом с читателями. Но судьба оказалась благосклонна к его работам только после смерти автора. В этом сборнике опубликованны все сохранившиеся до наших дней повести Виктора. Повести в которых заложенны эмоции из самой жизни. Приятного прочтения!

Юз Алешковский (1929–2022) – русский писатель и поэт, автор популярных «лагерных» песен, которые не исполнялись на советской эстраде, тем не менее обрели известность в народе, их горячо любили и пели, даже не зная имени автора. Перу Алешковского принадлежат также такие произведения, как «Николай Николаевич», «Кенгуру», «Маскировка» и др., которые тоже снискали народную любовь, хотя на родине писателя большая часть их была издана лишь годы спустя после создания. По словам Иосифа Бродского, в лице Алешковского мы имеем дело с уникальным типом писателя «как инструмента языка», в русской литературе таких примеров немного: Николай Гоголь, Андрей Платонов, Михаил Зощенко… «Сентиментальная насыщенность доведена в нем до пределов издевательских, вымысел – до фантасмагорических», писал Бродский, это «подлинный орфик: поэт, полностью подчинивший себя языку и получивший от его щедрот в награду дар откровения и гомерического хохота».

Все части культовых «Двух жизней» Конкордии Антаровой – в одном сборнике! Чтобы ничего не отвлекало от увлекательной теософской прозы.

В годы Великой Отечественной войны бывшая оперная певица, ученица Станиславского, записывает текст, который ей телепатически передает последователь Учителей Востока. Так рождается роман-загадка, названный «русским Шанатарамом», впервые изданный спустя 50 лет после написания и сразу ставший бестселлером.

В главных героях легко узнать Льва Толстого, Сергея Рахманинова и другие «великие души», оставшиеся на земле. Погони, страсти, приключения, философия Востока и духовный рост – все это открывает драгоценная шкатулка «Двух жизней».

Начните путешествие в легендарную историю!