19–17

«– Ну вот, Анюта, наши места! – произнес высокий горбоносый мужчина лет тридцати пяти, откатывая дверь купе спального вагона и пропуская спутницу.

Спутница, отводя от лица сухой белокурый локон, неуверенно скользнула в полутемное пространство, душноватое и таинственное, какими всегда бывают купе перед отправлением поезда. Прежде чем сесть на диванчик, погладила его чуть дрожащей ладонью, бледной в полумраке, будто разбавленное молоко. Потрогала столик, прежде чем поставить на него маленькую лаковую сумку. Молодая женщина держалась не совсем так, как ведут себя обычные пассажиры, привыкшие к устройству и быту поездов. Она была как будто слепая или абсолютно не верила своим глазам, прозрачным и влажным, будто тающий лед. Мужчина сноровисто вынул из чемодана ее халатик, косметичку, отороченные мехом плюшевые тапки – все новое, без единой пылинки из прежней жизни, и, убрав багаж, взял ее руки обеими своими. На безымянных пальцах пары блеснули одинаковые, тоже новенькие, обручальные кольца…»

Отрывок из повести.

«Ровно в полдень, 16 декабря 1919 года, Безруков-Мандриков еще раз собрал большую часть ревкома в новом, непривычном месте. Дом на окраине принадлежал сочувствующему купцу. В сенях, в двойной позеленевшей от времени медной китайской жаровне, тлел олений кизяк. Шум ветра, донимавший прохожих на улице, поутих. Оглушение было всеобщим и неожиданным…»

Отрывок из повести.

«Нелегко приходилось повстанческой армии. Батька помнил о своей мечте – и потому, как могла, армия воплощала ее. Устанавливала местную власть – из тех, кто считался самым умным и уважаемым в городке, селе или станице, делилась с народом хлебом, возвращала отобранных другими лошадей и скот. За то и любили батьку и его войско – за то на всей огромной территории, которая мыслилась батьке крестьянской республикой, были верные ему люди…»

«Сто лет назад я был привязан к одной странной девушке. На всех языках мира ее имя звучит одинаково. Черные волосы острижены, губы обкусаны, щечки румяные, длиннющие ресницы… А еще она курила втихаря папиросы, как ты сейчас куришь какую-то дрянь – думаешь, дед не только слепой, но и глупый? Ментол, ишь ты! Большевики тебе б задали ментолу… Это сейчас мы на краю света, ходим вверх ногами, а тогда всю страну вверх дном перевернули; мне просто повезло…»

Фрагмент из романа «Русская канарейка. Желтухин»

«Да никакой балериной она не была! И не бывает балерин с такой грудью. Тоже мне хозяйство – балерина: полфунта жил на трудовых мослах. Нет, Эська заколачивала тапершей в синема, и заколачивала крепкими пальчиками, и востро глядела в ноты, читая с листа, а грудь у нее была, как две виноградные грозди («Песнь песней» в исполнении хора поклонников) – как виноградные грозди, созревшие свободно и сладко в ее неполные шестнадцать лет…»

«У Маргелова темное и блестящее, как фольга, лицо, запрятанные глубоко глаза, круглая серебряная серьга в ухе. Волосы, рано начавшие седеть крупными далматинскими пятнами, острижены под машинку. Раньше, длинноволосый, Маргелов напоминал поизносившегося по морям пирата. Сейчас он напоминал пирата, давно сошедшего на берег и цивилизовавшегося здесь. Уже дожив до средних лет, он впервые вышел на постоянную работу. До этого получалось прожить случайными заработками…»

«Тонкий голубой ледок покрывал мелкие лужицы, натекшие от талого снега по дорожкам парка, на углах и поворотах высились сугробчики грязные, оплывшие, а над коричнево-серой землей раскорячились ветви деревьев, голые и зябкие. Еще выше, над деревьями, плыли крыши домов, купола соборов, желтая игла Адмиралтейства с ангелом на самой макушке, да только ангела этого не видно было с земли. Может, его и нет, может, и не было никогда. В парке шел молодой казак Василий Гринев. Одет казак был тепло и щеголевато, в каракулевый полушубок, а башлык красный, атласный, а под полушубком казачья черкеска бордовая, а штаны синие, с лампасом, сапоги мягкой кожи, на каблуке, а поверх одежды развешано было оружие, блестящее, как на елке игрушки: шашка в ножнах, отделанных серебром, кинжал в позолоченных, револьвер в хрустящей новенькой кобуре. Шпоры бы еще. Но шпоры снял казак. Потому что глупо носить шпоры, когда у тебя нет коня. А прибыли они в Петроград безлошадными…»

Сегодня, в 2017 году, спустя столетие после штурма Зимнего и Московского восстания, Октябрьская революция по-прежнему вызывает споры. Была ли она неизбежна? Почему один период в истории великой российской державы уступил место другому лишь через кровь Гражданской войны? Каково влияние Октября на ход мировой истории? В этом сборнике, как и в книге «Семнадцать о Семнадцатом», писатели рассказывают об Октябре и его эхе в Одессе и на Чукотке, в Париже и архангельской деревне, сто лет назад и в наши дни.

«Наши с Татой прадеды зарезали друг друга за холмом, за холмом, где кончается земля.

Татиного прадеда, наверно, закопали целиком, а моего не целиком, а кое-как…»

«Вечером пошел то ли снег, то ли дождь. Крупин мыкался по квартире с полудня. Голод душил. Крупин открывал комнатное окно, дымил папиросами, вглядывался в волглую улицу. Двор был пуст. Тополи стояли голые, с ветками, похожими на сушеных кальмаров в пивных. Решившись, Крупин собрался: натянул рыжеватые сапоги, рваный бушлат. Вышел из квартиры, как на экзекуцию…»

«Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, писатель Мухобойников обнаружил, что он у себя в постели превратился в Надежду Константиновну Крупскую. На его груди появились две гигантские выпуклости, обтянутые несвежей трикотажной майкой, а между ног разверзлась зияющая бездна. Но неизмеримо ужаснейшая пропасть леденила смертным сквозняком из той части сознания, где поселился фантом мыслящей вдовы коммунистического вождя…»

«Обычно, когда Троцкий просыпался, он чувствовал себя полным сил, собранным и готовым к новым делам. Но сегодня ему показалось, будто он и во сне всю ночь продолжал прокручивать вчерашнее собрание: как товарищ Сталин шла по проходу между потрепанными синими креслами из дешевого бархата и плотное васильковое сукно ее костюма сияло на фоне одних и тех же, одних и тех же стертых лиц, которые старели, пока их идеи оставались вечно молодыми. Он вспомнил изгиб ее бедра, когда она прошла мимо него, обдавая запахом будущего, и мимолетное, но сбивающее с ног, сбивчивое и задыхающееся чувство того, что, может быть, не все потеряно, может быть, они всю жизнь были на верном пути, может быть…»

Алиса Ганиева – молодой, но уже очень известный прозаик и эссеист. Её первая повесть «Салам тебе, Далгат!» удостоилась премии «Дебют», а роман «Праздничная гора», рассказ «Шайтаны» и очерки из дагестанской жизни покорили читателей сочностью описаний и экзотическими подробностями.

Молодые герои, ровесники автора, хотят жить и любить свободно. Но знаменитый вольный дух Кавказа ограничивают новомодные религиозные веяния, а быт наполнился раздражающими «западными» условностями.

Чувства персонажей подвергаются самым неожиданным испытаниям…

Алиса Ганиева, молодой прозаик и эссеист, лауреат премии «Дебют» (повесть «Салам тебе, Далгат!»).

Новый роман «Праздничная гора» – смотровой глазок в кипучий, пестрый, разрушающийся мир современного Кавказа, в котором реальный ужас соседствует со сказочной мистикой, а политические лозунги с одержимым карнавальным весельем.

В книге Алисы Ганиевой «Салам тебе, Далгат» действуют все главные персонажи современного Дагестана: маргиналы и модники, восторженные романтики и молодые прожигатели жизни, суфии и ваххабиты. Один летний день молодого махачкалинца по имени Далгат позволяет увидеть изнутри северокавказское общество, стоящее на грани гражданской войны.

Алиса Ганиева – прозаик, литературный критик, автор повести «Салам тебе, Далгат!» (премия «Дебют»), романов «Праздничная гора» (шорт-лист премии «Ясная Поляна») и «Жених и невеста» (второй приз премии «Русский Букер»), финалист премии имени Юрия Казакова.

Действие нового романа «Оскорбленные чувства» происходит в провинциальном городе России. Однажды в жуткий ливень в машину к Николаю подсаживается неизвестный… С этого начинается калейдоскоп коррупционных страстей, любовных треугольников и детективных загадок. Кто убил министра регионального экономразвития Лямзина? Как может набожная чиновница Наталья Петровна позировать в одном корсете? Спектакли и вернисажи, интриги и искушения, дороги и дураки, шум и ярость – все реалии сегодняшней, заоконной России.

«Салам тебе, Далгат!» – колоритная, яркая повесть-зарисовка о современной Махачкале. Пестром, шумном и неспокойном городе. Вместе с подростком Далгатом мы гуляем по улицам, заходим в дома и учреждения… Язык повести, местами смешной и неправильный, тот самый русский язык, на каком общается между собой многонациональное население Дагестана. Контрапункт «Странных сказок», по словам критика Елены Погорелой, – «столкновение заведенного порядка и инородной сущности, враждебного колдовского начала».

Имя Лили Брик – музы Маяковского, приверженки свободной любви, щеголихи и любительницы талантов, сестры писательницы Эльзы Триоле и любимой фотомодели родоначальника конструктивизма Александра Родченко – до сих пор будоражит умы. Ей приписывают заслуги и обвиняют в злодеяниях. Она неотделима от высокой поэзии и желтых сплетен, от русского авангарда и заграничного шика. В нее безумно влюблялись и страстно ненавидели, она спасала от тюрьмы и доводила до истерики. Почему к ней тянулись великий футурист Маяковский и красный командир Примаков, режиссеры Лев Кулешов и Сергей Параджанов, поэт Андрей Вознесенский, композитор Родион Щедрин и балерина Майя Плисецкая? Как эта не очень красивая женщина умудрялась уводить мужчин из семей, сохраняя дружбу с их женами и детьми? Что ее связывает с чекистами и как ей удалось уцелеть в Люциферов век? Ее биография – это рассказ о кульбитах нашей истории и искусства, о советском и буржуазном, о Сталине и Хрущеве, о смерти и сексе. Книга Алисы Ганиевой погружает читателя в мир страстей, поэзии, подавленных комплексов и загадочной магии под названием «Лиля Брик».

Уровень пребывания человека в физическом мире зависит от его духовного уровня. Не материальные ценности этого бренного мира помогут хорошему перевоплощению человека после его смерти, а духовные ценности, духовный уровень.

Тяжёлое детство сломало доброго мальчика, который любил жизнь. Он стал жестоким, из-за чего попал в мир, о котором раньше не знал. Теперь ему нужно исправить все свои грехи, о которых он не знал. Но сколько это времени займёт, и получится ли у него это сделать?

В книгу вошли произведения участников литературного объединения «Виват, Петербург!»: поэзия, проза, стихотворения юных поэтов.

В продолжение истории Отчим-Тиран…Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

Избранное 1985 – 2017 гг. Сборники стихов: «Лето в Леоново» 2005 г., «Плод» 2006 г., «Сколько судеб счастливых и разных» 2009 г., Издание в Канаде 2012 г.

Сколько всего видело это купе! Жизнь и смерть, любовь и ненависть, грусть и радость, озарение и отчаяние… С таким жизненным опытом впору песни писать!Но вот заходят новые пассажиры – обычная с виду пара, Виктор и Оксана. Молчаливые и несговорчивые. Какие тайны они скрывают за плотно закрытой дверью? Какую мелодию добавят они к общей поездной симфонии?..

Те, кто боятся людей, которые заслуживает лучшей жизни в мире, не хотят их видеть нигде… Они становятся еще более жадными, когда понимают, что однажды потеряют все…

Это довольно странный рассказ о довольно странных людях. Об их вере, страстях и поступках.И, конечно же, об Истории, которая формируется благодаря им.

Дорогие читатели!Сегодня я хочу вам предложить свою первую книгу из серии «Семейный альбом».В ней собраны рассказы-воспоминания о моих родных и близких, а также некоторые интересные эпизоды моего далёкого и очень счастливого детства

Повествование исторической и философской направленности разворачивает события истории России с позиции взаимоотношений человека с Богом. Автор приподнимает исторические факты, которые до сих пор не были раскрыты академической историей, анализирует их с точки зрения христианской философии. В представленной публикации приводится разбор появления материализма как учения от увлечения сверхъестественным и анализ марксистского «Капитала».