– Заходи, дорогой друг!
Перед мужчиной в светлом хитоне распахнулись двери, и он шагнул с пышущей зноем и светом улицы в прохладную полутьму дома Клеарха. В зале, куда его провел хозяин, находилось уже несколько человек. Даже при самом беглом взгляде было видно, что здесь собрался цвет Афин. Коротая время за беседой и легкой закуской, гости ждали появления знаменитого странствующего аэда, о котором говорила вся Греция.
Вновь пришедший вежливо поздоровался с присутствующими, и те уважительно раскланялись с ним, словно запоздавший гость был им ровней, а не метэком, вся заслуга которого заключалась в стремлении собрать в единое целое все сказания о событии пятисотлетней давности. Хозяин так и сиял от удовольствия, что залучил к себе такого гостя.
– Присаживайся сюда, достославный Гомер, – указал он на позолоченное кресло, – аэд сейчас начнет выступление. Он знает, кто будет его слушать и очень нервничает. Это такая честь – выступить перед человеком, взявшим на себя труд рассказать нашим детям и внукам о Троянской войне. Мы, потомки Менесфея, в этом очень заинтересованы, и надеемся, что нашему предку в твоих песнях будет уделено достойное место. Когда мы с аэдом обсуждали, что он будет исполнять, он вспомнил, что знает песнь о Кассандре, троянской прорицательнице. Я подумал, что тебе будет интересно ее услышать. Быть может, ты что-нибудь включишь в свой труд из его рассказа.
– Все может быть, – философски заметил гость. – Веди своего аэда. И пусть встанет от меня подальше. Я плохо вижу, но прекрасно слышу.
Хозяин сделал знак, и из-за двери вышел смущенный мужчина, прижимавший к груди формингу. Поклонившись слушателям, комфортно расположившимся на отведенных им местах, он уселся на табурет у столика, на котором слуги поставили кубок с водой.
– Я расскажу вам о троянской прорицательнице Кассандре. О ее великом даре, данном Аполлоном, о ее трагической любви, о подвигах Ахилла и Гектора, об играх богов и падении прекраснейшего города. Прошу почтенных жителей Афин не сердиться, если я нечаянно не воздам должное вашему прекрасному городу. Слишком о многом я хочу вам поведать и, возможно, не смогу уделить всем внимания, причитающегося согласно прошлым заслугам.
Где-то поблизости хрустнула ветка, и прелестная рыжеволосая девушка оглянулась на звук. Рядом с ней, протяни руку – и дотронешься, стоял молодой мужчина. Он был нечеловечески красив: высокий рост, великолепное тело, вьющиеся волосы, обрамлявшие юное лицо с прекрасными сапфировыми глазами и красиво очерченными губами, на которых играла легкая улыбка. Мгновение назад в роще еще заливались на разные голоса птицы и вдруг разом замолкли, убоявшись соперничества с самим Аполлоном.
Первым ее побуждением было кинуться прочь по примеру бедной Дафны, и девушка уже вскочила на ноги, но любопытство пересилило, и она осталась стоять на месте, стараясь унять дрожь, сотрясавшую тело.
Бог чуть приподнял бровь, и красавица склонилась перед ним, хотя и не очень низко. В конце концов, она царская дочь, а не торговка с рынка. Всей Троаде известен норовистый характер дочери Приама.
Вопреки ожиданию, Аполлона не столько рассердила, сколько развеселила такая непочтительность.
– Вот ты какая, великолепная Кассандра, о которой толкуют, будто она равна красотой самой Елене, жене спартанского царя Менелая!
– Первый раз о ней слышу! – Захлопала ресницами царевна, безуспешно пытаясь скрыть хитринку, спрятавшуюся в зеленых глазах.
Да уж, проблемы у богов с дипломатичностью, что значит – не приходится никогда и никого им умасливать! Нашел с кем ее сравнивать! Ахейцы – дикари неумытые! Рассказывают, что в этой самой Спарте женщины голыми в людных местах появляются. Денег на приличную одежду нет, что ли? Возмущение придало Кассандре смелости, и она уже без робости взглянула на своего божественного собеседника.
Аполлон легко пожал плечами:
– Ну, извини, если мои слова тебя обидели. Хотя, должен заметить, если бы ты увидела Елену, то не отнеслась бы так пренебрежительно к моим словам. Она совершенна, точно ожившая статуя.