Я никогда в жизни так не дрожал от холода и напряжения. Мерзкий, мелко моросящий, холодный дождь шел вторые сутки. Мое отяжелевшее от набухшей амуниции тело двигалось по привычке, короткими и рваными перебежками по опавшим и гниющим листьям этого незнакомого мне леса.
Ну почему незнакомого, это я врал сам себе. Три месяца подготовки к операции, изучение снимков спутников, карт, разведданных и еще черт знает чего, и вот тебе результат я машинально, почти уверенно ориентируюсь на местности в тревожных сумерках быстро умирающего дня.
Мне сегодня двадцать девять лет, скоро тридцать, через каких-то два чертовых месяца.
Дожить бы! Капитан спецназа своей отчаянной и ветряной, как девчонка, молодой страны, Вячеслав Буре, но это в прошлом.
Меня вырвали две недели назад, как розу в подарок в полуденный зной из насыщенного грунта разнузданной, беззаботной, холостяцкой жизни полной любви и неги, сунули подарочком в кабинет к начальнику внешней разведки Девочкину Олегу Евгеньевичу, пятидесяти двух лет отроду, и рассмотрев и пообщавшись, выкинули ненужной вещью сюда, в этот жуткий пролесок, морозить тараканов, не считаясь с моими желаниями и предпочтениями.
Все происходящее сейчас кажется мне сном. Хотя в своих снах, в последнее время, я почему-то постоянно становлюсь стариком и живу какой-то серой, незаметной и унылой жизнью. Эх, да, раньше были сны, которые были моей реальностью. Солнце, море, горячий, обжигающий ступни песок пляжа. Я флиртую с малознакомыми мне девчонками, целуюсь с ними в тени пальм под яркими звездами, купаюсь голышом в теплых водах Атлантики и отрываюсь безудержно в звенящих кабаках на волшебных Карибах.
А сейчас наяву, я, бросил свое уставшее от монотонного бега тело и мысленно рассматриваю его со стороны. В этот момент на меня смотрит звериным взглядом незнакомое мне лицо, обтянутое тонкой, сухой, пергаментной кожей, забрызганное грязью и терпким, липким потом.
Это явно не я, а совершенно другой человек, завернутый, как прошлогодняя новогодняя конфета, в порванный и мокрый камуфляж, со сверлящими темноту безумно дикими глазами.
Он прищурено рассматривает ускользающие тени ноябрьского вечера, бежит или медленно ползет по жидкой вонючей грязи, вскакивает, пропадает в низкорослых кустарниках, исчезает в тени вековых деревьев и снова бежит, и ползет.
Мне кажется, я его возможно видел, или был с ним знаком. Нет, это просто совпадение, вызванное острым ощущением догоняющей тебя неизбежности.
Сумерки быстро сгущаются. Тяжелый осенний холод медленно неуклонно давит и заползает в мое порванное о колючие заросли дикой акации тело, дрожащее мелкой, до стука в ушах, рассыпчатой свинцовой дробью.
Я как молодой одинокий волк, тяжело и прерывиста дыша, монотонно и тихо ухожу от погони. Я сейчас живу в сумерках на окраинах моего сознания, растянутого в бесконечном времени, которое исчезает за горизонтом событий, но почему-то неуклонно возвращается, взывая воспаленный разум к бдительности.
Они гонятся за мной уже третий день, но пока безуспешно. Я хорошо обучен и умею уходить от любой погони, мотивирован смертью и поэтому сейчас готов убивать. Время, проведенное в армии, создало из меня дикого зверя. Долгими днями и ночами меня тренировали быть незаметным, руками рвать на кровавые куски мяса чужую плоть.
Я умею вгрызаться в незащищенное горло острыми клыками зубов, вырывать нежную сонную артерию жертвы и бездушно смотреть, как жизнь неизбежно покидает тело, еще бьющееся еще в острых конвульсиях неотвратимой смерти.
Эти гребаные гоблины, навалились на меня всей своей сворой. Я их сорвал с цепей. Они держали их в теплых домах и кроватях подземелья и, теперь. Эта стая, воя от ужаса и сбившись в затравленный рой, гонятся за мной по этому почерневшему от времени лесу.
Их разбудил взрыв и безумный огонь, которые ворвались ярким пламенем в спящую тишину военного склада и разметали его ко всем чертям, на все четыре стороны. Пожар жадно и неумело пожирал все живое и не живое вокруг. Огонь оседлал постройки частично уцелевших складов и сумеречное сонное небо.